Мы с Шарлем совсем не разговариваем. Смотрим друг на друга, улыбаемся. Светлые минуты спокойствия. Мы как два старых приятеля, устроившиеся в креслах-качалках на террасе после семейного ужина. Я позволяю мыслям свободно парить, и они возвращаются к Альберту Камински. Смотрю на Шарля. К кому я ближе? Не к Шарлю. Он потягивает виски, взгляд его блуждает по ветровому стеклу, уходя дальше, за гигантский бампер, вглубь тихого родного квартала. По своему складу Шарль – жертва. Мы с Камински попали во власть стихийных обстоятельств, в принципе мы оба могли бы стать убийцами. Это вполне возможное логическое развитие событий, потому что мы склонны к радикальным решениям. Шарль, отказавшийся от всякой надежды, возможно, самый мудрый из нас троих.
За вторым стаканчиком виски меня посетила тень Ромена, а вместе с ним – и та череда неприятностей, которая меня поджидала. Я понял, что уже принял решение. Я не попрошу Шарля давать свидетельские показания. Я сказал:
– Полагаю, я как-нибудь сам разберусь.
Конечно, вот так, ни с того ни сего, прозвучало это не очень понятно, и вряд ли Шарль действительно уяснил, о чем я говорил. Он мечтательно вгляделся в свой стакан, потом пробормотал несколько слов, которые при желании могли сойти за согласие. Наконец кивнул и покачал головой, словно хотел сказать, что так оно и лучше, он понимает. Я отвернулся к веренице машин, асфальту, блестящему под желтыми пятнами фонарей, тени заводской стены, похожей на тюремную. Для меня это был канун Великого Испытания, в которое я вложил все мои силы, и даже больше того. Я смаковал каждое мгновение покоя, как если бы завтрашний день мог стать для меня последним.
– Если вдуматься, это странно…
Шарль подтвердил, что да, странно. Только сейчас, благодаря виски, я задаюсь вопросом: а зачем я сюда пришел? Боюсь, что мне просто понадобились силы: ведь если завтра я все провалю, то вот моя наглядная перспектива: машина на колодках в пустынном предместье. Не очень-то любезно по отношению к Шарлю.
– С моей стороны это свинство…
Без колебаний Шарль кладет мне руку на колено и говорит:
– Не бери в голову.
И все же мне не по себе. Я пытаюсь отвлечься:
– А радио у тебя есть?
– Еще бы! – заявляет Шарль.
Он протягивает руку и нажимает кнопку: «…генеральный директор которого получил выходное пособие в размере 3,2 миллиона евро».
Шарль выключает.
– Во дает, а? – говорит он с восхищением.
Не знаю, относится ли его замечание к информации, или он просто рад продемонстрировать мне комфорт своего жилища. Мы посидели еще часок.
Потом я сказал, что мне пора. Я должен еще раз все просмотреть, как следует сосредоточиться.
Я ничего не сказал, но Шарль указывает на бутылку:
– По последней на дорожку?
Я сделал вид, что раздумываю. Я и в самом деле раздумываю. Это неразумно. Я отвечаю: нет, это неразумно.
Проходит еще несколько долгих минут, светлых и безмятежных. Покой. Мне хочется плакать. Шарль снова кладет руку и треплет меня по коленке. Я сосредоточенно разглядываю свой стакан. Пустой.
– Вперед, труба зовет…
Я поворачиваюсь, нащупывая ручку дверцы.