Старушка приложила костюм к Черепахину, одобрительно кивнула.

— В самый раз. Пятьсот гривен найдешь? За электричество платить нечем, хотела Муську продавать, да жалко…

— Заплачу, заплачу…

Черепахин осторожно отстегнул награды, выкупался под слабыми холодными струйками щелястого дворового душа, вытерся больше похожим на простыню полотенцем и переоделся. Брюки оказались коротковаты, а пиджак узок в плечах, зато теперь Иван Сергеевич не привлекал внимания. Правда отмытые от сажи туфли были мокрыми, но это не бросалось в глаза.

В пятьсот гривен неожиданно оказалось включенным и угощение: жаренная на сале картошка и штоф крепкого хлебного самогона, который для перемерзшего и перенервничавшего Черепахина оказался очень кстати. Семидесятиградусный мутноватый напиток быстро согрел, расслабил и растворил тревогу, не оставлявшую его несколько дней.

Старушка уже не казалась соглядатаем, и рыбаки не были врагами, да и весь окружающий мир заметно подобрел. Жизнь постепенно налаживалась. Даже то, что его не преследовали, уже не казалось странным: за что его преследовать? Не за что. Вот потому и не преследуют!

Если следовать логике детективных фильмов, то Черепахин должен был заночевать у доброй старушки, на следующий день познакомиться с ее красавицей-внучкой, закрутить с ней роман, найти справедливость и разбогатеть. Но ночевать было негде: в маленькой спальне с трудом помещалась одна кровать, а в сенях спала Муська, которая хотя и была молодой и симпатичной, но вряд ли подходила для романтической связи. Да и запах от нее исходил довольно специфический…

Поэтому Черепахин распрощался с хозяйкой, вышел на улицу и отправился на остановку автобуса. Его попрежнему никто не преследовал.

На изрезанной перочинными ножами и отполированной сотнями задниц скамейке томились шесть женщин с ведрами и корзинами, наполненными яблоками, банками с консервированными огурцами, завернутыми в марлю шматками сала. Бойкая молодуха в цветастом платке везла двух живых уток. В сторонке лениво курили несколько мужиков. Иван Сергеевич незаметно осмотрелся, ища настороженный или хотя бы заинтересованный взгляд. Но другие пассажиры имели такой же замызганный вид и потому не обращали на него никакого внимания. Минут через сорок подкатил раздолбанный, скрипучий ЛАЗ.

Забившись в угол на заднее сиденье, он благополучно доехал до Лугани, потом, «проверяясь», как опытный шпион, из первого же телефона-автомата позвонил домой.

Жена сразу же сняла трубку.

— Алло! Алло! — нервно закричала она.

— Привет, Оля! Говори коротко. Меня не искали?

— Как не искали?! Обыск делали, весь дом перевернули! Два часа про какую-то пленку допрашивали! Что это за пленка такая?

— Когда это было? — перебил Черепахин.

— Да сразу, как ты в командировку уехал! — Ольга почти кричала.

— А сегодня? Сегодня меня искали?

— Нет… Сегодня нет. А что? Ты в командировке? Точно в командировке? — переспрашивала она. — Может, пока не стоит возвращаться?

— У меня все в порядке, — с трудом выговаривая слова, успокоил жену Черепахин. — Тебе лучше уехать. К кому-нибудь из братьев или к маме. Скоро все утрясется!