– Ага, я разозлился.
– А что ты чувствовал, когда разозлился? – спросил я.
– Ну, знаете, полицейские эти, они на меня все время сильно злились. Родители на меня злились. Все на меня сильно злились, – сказал Мэтт.
– Но сам-то ты что чувствовал? – снова спросил я.
– Они все реально сильно на меня орали, – ответил он.
Не имея возможности чувствовать эмоциональную боль, Мэтт перманентно находился в опасности причинить себе увечья. И в каждом из нас есть немножко от Мэтта. Все мы в те или иные моменты пытаемся заглушить болезненные эмоции.
Как правило, потенциальных пациентов на консультации приводит желание избавиться от груза испытываемых в текущий момент страданий. Но в данном случае позвонил и попросил встречи не сам Мэтт, а его отец. Мэтт же еще в раннем детстве приучился умерщвлять свои эмоции и не доверять тем, кто предлагает ему помощь. Во время нашей с ним беседы произошло то же самое. Мэтт просто не ощущал эмоциональной боли, способной заставить его побороть свою подозрительность и принять мое предложение встретиться еще раз.
В 1946 году работавший в лепрозории врач Пол Брэнд обнаружил, что уродства, сопутствующие проказе, являются вовсе не естественным и прямым симптомом заболевания, а скорее прогрессирующей аккумуляцией последствий физических повреждений и последующих инфекционных воспалений, возникающих в результате того, что его пациенты не чувствуют боли.
В 1972 году он написал: «Если бы я был в силах наделить своих пациентов всего одним даром, это был бы дар чувствовать боль». Мэтт страдал от своеобразной психологической проказы. Не имея возможности чувствовать эмоциональную боль, он перманентно находился в опасности причинить себе увечья. Вполне возможно, даже смертельные.
Когда Мэтт покинул мой кабинет, я не стал сразу же составлять отчет о нашей беседе, а поступил так, как иногда поступаю после особенно сложных и сильно впечатливших меня консультаций. Я сходил в кафетерий, где дают кофе навынос, а потом вернулся в кабинет, чтобы абстрагироваться от конкретного случая, почитав, кто что знает о такой проблеме, в Интернете.
Истина тут была такова: в каждом из нас есть немножко от Мэтта. Все мы в те или иные моменты своей жизни пытаемся заглушить свои болезненные эмоции. Но, преуспевая в своем стремлении ничего не чувствовать, мы лишаем себя единственного способа разобраться, что мучит нас и почему.
О бункере безопасности
– Погодите-ка, – говорит он, – я забыл повесить на дверь табличку, чтобы меня не беспокоили.
Я слышу, как мой пациент кладет трубку на стол, идет через всю комнату, а потом открывает и закрывает дверь. Пока он возвращается к телефону, я слышу приглушенные звуки его шагов и представляю себе его гостиничный номер. Я мысленно высчитываю время: в Брюсселе сейчас 17.45.
Он снова берет трубку.
– Простите меня, пожалуйста. Надо было сделать это еще до звонка. Я тут просто кое о чем задумался.
Я слышу, как он делает глоток чая или кофе, а потом ставит чашку на блюдечко.
– Вы знаете, что такое бункер безопасности? – спрашивает он.
Он рассказывает мне, что видел на BBC репортаж об американцах, которые строят себе такие бункеры, а то и целые люксовые безопасные дома: