Пойти с нами решили все, поэтому этакой небольшой толпой мы и вывалились с нашего пустыря.
«Ты тоже посматривай по сторонам! — бросил я котенку, все так же вольготно лежащему у меня на руке, и мурчащему, прикрыв глаза от удовольствия. И только сейчас я заметил, что продолжаю его поглаживать, даже не обращая на это внимания. — Вдруг заметишь что-то необычное.»
Как только убрал руку, которой поглаживал котенка, как он недовольно дернул хвостом.
«А чего гладить перестал? — голос тоже был недовольным. — И если что-нибудь увижу, тебе сразу говорить?»
Я задумался.
«Нет, пожалуй, нет, — решил я. — Скажешь потом, после прогулки, когда останемся одни, хорошо? Ну, и поглажу тебя потом, а то это уже становится подозрительным!» — нашелся я.
«Подумаешь! — пренебрежительно заметил Страж. — Уж, и котенка погладить нельзя!»
«Ты по сторонам смотри! — строго заметил я. — А то еще пропустишь что-нибудь важное и значимое, потому что, когда тебя гладят, ты от удовольствия глаза закрываешь!» — пояснил я.
«Да, чтобы увидеть что-то странное, мне глаза не нужны!» — возразил Страж.
«Ага! — саркастически усмехнулся я. — Тебе глаза не нужны, потому что ты жопой почувствуешь?»
«Фу! — котейка натурально фыркнул. — Голос хороший, а слова — плохие! Кто тебя таким словам научил?!»
«Ну, мир не без добрых людей! — усмехнулся я. — Да и не́людей, тоже! Вот ты, например!»
«А что я? — не понял Страж. — Я тебя пока вообще ничему не учил!»
«Ага! — согласился я. — Не учил! И это хорошо! — котенок опять громко фыркнул. — Да, каждый раз, когда ты появляешься, мне не ругаться — мне материться хочется! Ты же и меня, и всех окружающих пугаешь до усрачки!»
«Ну, это ты загнул! — запротестовал Страж. — Кого я сегодня испугал? Чем? Милый маленький котенок!»
«А я как, считаюсь? — поинтересовался я. — А мои чувства, когда вдруг, из ниоткуда, не пойми что прыгает на мою ногу и впивается своими когтями в меня!?»
«Не когтями, а коготками! — сварливо поправил меня собеседник. — И что значит, „не пойми что“? Я что теперь не котенок, а „не пойми что“? — в его тоне прорезалось возмущение. — Сам ты не пойми что!»
«Так, сначала-то я же не знаю, что это ты, вот и „не пойми что“!» — это чего, я оправдываюсь, что ли? Вот же, как все перевернул, паршивец маленький!
«Я не маленький! — возразил Страж. — Хочешь, докажу?»
Я моментально вспомнил то убоище, что гналось за мной по орочьей степи недалеко от стойбища, и, содрогнувшись всем телом, выпалил вслух:
— Нет! Не надо!
Ребята удивленно посмотрели на меня и ничего не сказали, только малыш Свига поинтересовался:
— Раст, ты опять о чем-то задумался.
— Ага! — тяжело вздохнув, я кивнул и начал еще усерднее крутить головой, рассматривая изменения, которые претерпел мой город в связи с осадой.
Изменений пока особых не обнаружил, вот только на улицах стало больше вооруженных людей, да на лицах горожан, особенно женщин, нет-нет, да и мелькнет выражение, нет, не страха, а опасения, что ли? Да и часть лавок на рынке не работала — в основном все, что связано с ювелирными делами, ну, и часть столярных и оружейных лавок пока заказы не принимали, о чем гласили большие объявления, вывешенные на их дверях.