Ребятки – двое охранников из того же казино, при оружии и абсолютно официальных на него разрешениях – сидели смирно, как вышколенные собаки в ожидании команды «взять». Кем они, собственно, и являлись.

Малгашин с нервным любопытством наблюдал за манипуляциями Алексея, потом сказал жестко:

– Итак, Алексей Аркадьевич, первое, что я хотел бы от вас услышать – это обстоятельный рассказ о том, какое вами получено задание относительно Фигуранта и какими выходами на него вы располагаете.

– Странно, что вас не интересует, от кого оно получено, – отстраненно заметил Карташ, мыслями возвращаясь к записке.

Итак, дочь капитана… А, вот в чем ассоциация: Пушкин. «Капитанская дочка» у Александра Сергеича – и пугачевский бунт на зоне под Пармой. Там Емельян Пугачев, а здесь авторитет Пугач. Но на этом все сходство и заканчивается! И что дальше?..

– От кого получено – это я примерно представляю, – сквозь зубы процедил следователь. – Впрочем, и на эту тему мы поговорим, но чуть позже… Ну?

«Что ж ты мне нукаешь, сука…» – устало подумал Карташ. Очень трудно было поддерживать беседу на абсолютно непонятную тему и одновременно думать над головоломкой Кацубы. А думать над ней было необходимо. Если записку прислал именно он…

Ситуация в очередной раз перевернулась с ног на голову. Узнав о Давыдове и его кураторах, Алексей уверился, что акция в «Арарате» была спланирована людьми Глаголева. Потом приходит письмо, в котором Кацуба отчетливо намекает на непричастность конторы к посадке Карташа. А теперь… А теперь все указывает на то, что глаголевцы все ж таки использовали его. Как живца – для ловли таинственного Фигуранта.

А если малява – провокация, дело рук Малгашина и стоящих за ним структур! Что тогда получается?..

Екнуться можно, честное слово.

– Слушайте-ка, Малгашин… – бессильно сказал Карташ, – товарищ следователь… Или господин?

– Скорее уж – гражданин, – ухмыльнулся Малгашин.

– А вот это дудки. Гражданином следователем вы станете, когда я из категории «подследственный» перейду в разряд «обвиняемых». А обвинительного заключения я что-то пока не вижу. И адвоката своего не вижу. Равно как не наблюдаю материалов дела, с которыми вы обязаны меня знакомить, не подписываю протоколы, которые вы обязаны вести при разговоре со мной, не езжу на экспертизы и прочие следственные эксперименты… Могу ведь и пожаловаться, господин следователь.

– Это вы на что намекаете, милейший, говоря «следователь» со столь явным подтекстом? – ничуть не смутился Малгашин и ногой отодвинул мешающийся пакет с мылом и зубочистными принадлежностями.

И даже улыбнулся – снисходительно так. Типа, ну да, никакой я не следователь из убойного отдела, я шишка побольше, но что ты, сявка, против меня сделать-то могёшь?

– Я намекаю на то, что мы отчего-то совсем не беседуем о происшествии в «Арарате».

– А чего о нем говорить, наговорились уже, – пожал плечами Малгашин. – Вы и убили-с. Порешили, так сказать, и раба божьего, и подругу его случайную. Мене, текел, упрасин. Что означает: «расследовано, доказано, запротоколировано». Так что вы, душа моя, вы убивец и есть-с, никаких сомнений…