Толпа начала роптать. Жакмор решил, что кюре выступил хорошо.

— Дождя! — повторил мужчина, стоящий на скамье.

После звуковой бури, поднятой кюре, голос мужчины показался смехотворно слабым, и присутствующие, признавая временное превосходство противника, замолчали.

— Вы еще утверждаете, что верите в Бога! — прогремел голос кюре. — Только потому, что вы ходите по воскресеньям в церковь, жестоко относитесь к своему ближнему, стыда не ведаете и угрызениями совести не страдаете…

При слове «стыд» со всех сторон раздались протестующие крики, отражаясь от стен и усиливаясь, звуки сложились в единый вопль возмущения. Мужчины сжимали кулаки и топали ногами. Молчаливые женщины кривили рты и злобно смотрели на кюре. Жакмор растерянно переминался с ноги на ногу. Рев прекратился, кюре воспользовался наступившей тишиной.

— Какое мне дело до ваших полей! Какое мне дело до вашей скотины и ваших детей! — завопил он. — Вы ведете жизнь плотскую и скабрезную. Вам неведома роскошь! Я дарю вам ее: я дарую вам Бога… Но Богу не нужен дождь… Богу не нужен святокос. Ему безразличны ваши грязные грядки и ваши праздные блядки. Бог — это подушечка, вышитая золотой парчой, это бриллиант в солнечной оправе, это бесценный узор из кружев Любви, это царственные усадьбы в Отэй и Пасси, шелковые сутаны, расшитые носки, ожерелья, перстни, безделушки, прелестюшки, электрические монстранцы для агнцев… Дождя не будет!

— Да будет дождь! — заорал мужчина на скамье, а грозная толпа отозвалась настоящим громовым раскатом.

— Возвращайтесь на свои фермы! — рявкнул из динамиков голос кюре. — Возвращайтесь на свои фермы! Бог — это наслаждение бесполезным. А вы думаете только о необходимом. Для Него вы потеряны.

Мужчина, стоявший рядом, оттолкнул Жакмора, размахнулся и со всей силы метнул в сторону амвона увесистый булыжник. Ставни уже захлопнулись, голос священника продолжал вещать, но уже изнутри. С глухим стуком булыжник отрикошетил прямо в большое панно.

— Дождя не будет! Бог — не в пользу! Бог — не в помощь! Бог — это праздничный подарок, безвозмездный дар, платиновый слиток, художественный образ, сладкая карамелька. Бог — в придачу. Бог — добавка. Бог — прибавка. Бог — ни против, и ни за.

Град булыжников обрушился на крышку амвона.

— Дождя! Дождя! Дождя! — скандировала толпа.

И Жакмор, зачарованный страстностью этих людей, поймал себя на том, что его голос вливается в общий хор. Вокруг него топали ногами, и громкий стук крестьянских башмаков в церкви резонировал, как топот солдатских сапог по железному мосту. Толпа вытолкнула вперед нескольких человек, они принялись раскачивать четыре мощных столба, на которых держался амвон.

— Дождя не будет! — твердил за закрытыми ставнями кюре, впавший — насколько можно было судить по его голосу — в полный транс. — Пойдет дождь из крыл ангельских! Пойдет дождь из пуха изумрудного, из ваз алебастровых, из картин изумительных… но только не из воды! Богу наплевать на святокос, овес, пшеницу, рожь, ячмень, хмель, гречиху, клевер, люцерну, белую орпинию и шалфей…

Не успел восхищенный Жакмор отметить эрудицию выступающего, как четыре дубовые подпорки одновременно подломились, а у кюре, ударившегося при падении головой, вырвалось грязное ругательство, отчетливо разглашенное коварными динамиками.