Люди не болели, не жаловались на хворь и немочь, они просто не просыпались. И это было страшнее всего. Холодное тело вместо человека, который еще вчера жил и дышал.

Раньше, когда кто-то в деревне заболевал, Биляна, травница и знахарка, готовила отвары и настои из трав и ягод, что собирала в лесу, а Иеремия во время каждодневной проповеди просил Господа исцелить занемогшего, и все дружно склоняли головы и молили Бога о том же.

Если больной выздоравливал, все радовались. Если умирал, хоронили на кладбище за деревней. Горевать Иеремия не разрешал: разве можно не принимать с готовностью и радостью Божье решение – каким бы горьким оно ни было?

Но сейчас все стало иначе. Как молиться об исцелении, если никто не болен? За кого просить Господа, если не знаешь, кто следующим окажется на смертном одре?

Поначалу жители деревни молчали, боялись винить Иеремию, которому привыкли полностью подчиняться. Авторитет старца был высок и непоколебим. Но время шло, и каждая ночь, уходя, оставляла после себя мертвеца с жутко вытаращенными глазами.

Во время проповедей Иеремия был, как всегда, величественен и собран. Молился об умерших, просил о здравии для живущих. Люди слушали, но все чаще в их взглядах он читал недоверие, сомнение, досаду, а то и гнев. Жители Плавы планины боялись ложиться спать, брали в кровати детей, чтобы спрятать их от неведомого, смертоносного прикосновения какого-то мрачного демона, что простер крыла над их общиной, а он, их предводитель и духовный отец, не мог никого защитить.

Более того, он и навлек эту напасть на головы паствы.

Впервые об этом открыто осмелился заявить Коста, который поутру обнаружил рядом с собой остывающее тело жены. У них было трое детей, один из которых уже отправился на кладбище днем раньше.

– Это ты виноват, Иеремия! – сказал безутешный вдовец и несчастный отец, тыча в проповедника корявым узловатым пальцем. – Если бы ты позволил им остаться, дал хлеба и мяса, они бы приняли это с благодарностью и ушли, как обещали. А теперь они навсегда тут, с нами, и забирают нас к себе, одного за другим!

Иеремия опешил от такого открытого проявления недовольства со стороны всегда смирного и улыбчивого столяра.

– Ты что же, думаешь, эти смерти насылают на нас убогие грешники? Враги Господа нашего? – возмущенно проговорил Иеремия.

Но на защиту Косты встали и другие мужчины.

– Все в деревне так думают, – сказал угрюмый кузнец. – И ты слепой, если сам не видишь. Старая ведьма прокляла нас – всех, даже тех, кто не стрелял. Даже наших жен и детей. Она сказала, мы все отправимся во мрак – туда мы и идем!

Иеремия, впервые в жизни не найдясь с ответом, опустил глаза. Так люди поняли, что он и сам знает за собой вину. А вот как исправить все – не знает. С того дня он больше не главенствовал над ними, и на проповеди люди постепенно ходить перестали.

Да и не до проповедей было. В деревне воцарились хаос и страх. Каждая ночь становилась испытанием, никто, даже самые храбрые и сильные мужчины, не мог справиться с ужасом, нараставшим при виде закатного солнца. К тому же на дворе была последняя седмица ноября, так что темнело рано.