Конечно же, Тьерри пришел. Как Клэр и рассчитывала, он нашел ее в саду. Лицо Тьерри слегка порозовело от жары. Он снял шляпу и смахнул пот со лба. Фруктовые деревья заслоняли сад от взглядов с улицы, здесь можно было уединиться, не боясь, что тебя потревожат. На идеально ровно подстриженной лужайке Клэр приготовила целый пикник: лучший сыр морбье (его любимый), паштет, дрожжевой хлеб из маленькой булочной на углу, гроздь винограда. Ягоды были крупные, глянцевые и полные косточек. Тьерри любит разрезать виноградины ножиком и с необычайной ловкостью выковыривает косточки. Даже не подумаешь, что человек с руками, больше напоминающими медвежьи лапы, может быть на такое способен! Нарезку испанской ветчины серрано она купила в лавке у грозного мясника: еле отважилась зайти! Довершала картину бутылка «Лоран-Перье» урожая 1968 года, охлаждавшаяся в ведерке со льдом. А что? Мадам сама разрешила Клэр брать все, что душа пожелает! Конечно, Клэр понимала, что бессовестно злоупотребляет хозяйским доверием. Но она пообещала себе, что будет прилежно трудиться и возместит Лагардам убыток.

Сквозь листву деревьев просвечивал солнечный шар, сегодня казавшийся особенно большим и тяжелым. Даже золотистые лучи выглядели как что-то густое, осязаемое: ни дать ни взять сироп. Клэр, скрывавшаяся от зноя в тени, не в состоянии была и минутки посидеть спокойно. То теребила волосы, то новое платье, то кидалась переставлять тарелки из тонкого фарфора: Клэр с величайшей осторожностью достала их из шкафа-витрины в гостиной. В тысячный раз поправляла букет цветов в баночке: нарвала с клумб, причем старалась собирать там, где опустошение не будет особо бросаться в глаза.

Наконец Тьерри подошел к боковой калитке, выходящей в укромный переулок между их фешенебельной улицей и другой, не менее внушительной. Тихонько постучал и быстро вошел в сад.

Клэр вскочила. В солнечном свете ее блеклые волосы сияли, будто золото. Нежно-зеленый шелк платья струился, как река. В этот момент Клэр напоминала водяную нимфу – или прекрасную дриаду.

– Клэр, какая ты… какая ты красивая! – выдохнул Тьерри.

В кои-то веки он говорил тихо, почти благоговейно. Клэр шагнула к нему, и Тьерри обнял ее. Потом сел под дерево и усадил Клэр к себе на колени. К великолепному угощению так никто и не притронулся. Влюбленные обошлись не только без еды, но даже без слов. Прошло всего несколько минут, и птицы вспорхнули в ясное голубое небо.

Тьерри довел меня до угла улицы. Мы зашли в крошечную узкую булочную: столики и стулья теснились вплотную друг к другу. Реки отсюда не видно – так же как и острова Сите, плывущего по ее середине, будто гигантский корабль. Тьерри выкрикнул заказ. Официант, с удивительной быстротой проложив себе путь между столиками, принес нам две маленькие чашки кофе. На каждом блюдце лежало по четыре кусочка сахара. А еще нам принесли огромные заварные пирожные: два профитроля друг на друге, нижний побольше, верхний поменьше. Оба политы шоколадом и склеены кремом. Эти пирожные французы называют «religieuse» – религиозными. Если приглядеться, и впрямь похожи на фигурки монахинь или священников. Тьерри проглотил свою порцию в один присест и вскинул руку, требуя добавки. Ни дать ни взять ковбой, опрокидывающий в баре стопки виски.