Мордонт, убедившись, что обе девушки на свободе и стремительно бегут к замку, бросился с обнаженным тесаком к Кливленду. Пират поднял пистолет и со словами: «Мордонт, я никогда не даю промаха», — выстрелил в воздух и швырнул оружие в озеро; затем он обнажил свой тесак, описал им несколько кругов над головой и бросил как только мог дальше туда же. Общая уверенность в силе и ловкости Кливленда была, однако, так крепка, что Мордонт все еще с осторожностью подошел к нему и спросил, сдается ли он.

— Я не сдаюсь никому, — ответил капитан пиратов, — но вы видели, что я сам бросил свое оружие.

Он был тут же схвачен несколькими оркнейцами и не оказал им никакого сопротивления. Мордонт запретил обращаться с ним грубо и не позволил даже связать его. Победители отвели Кливленда в замок Стеннис, где поместили в одной из отдаленных комнат верхнего этажа, поставив у дверей стражу. Банс и Флетчер, оба поднятые на поле боя, были доставлены туда же, а двух других пленников, по-видимому, простых матросов, заперли в подвале замка.

Тщетно попытались бы мы описать радость Магнуса Тройла, когда, разбуженный шумом и выстрелами, он узнал, что дочери его спасены, а враг схвачен. Скажем только, что от великой радости он забыл, во всяком случае, в первую минуту, справиться, при каких именно обстоятельствах попали они в столь опасное положение. Тысячу раз прижимал он к груди Мордонта Мертона, как их спасителя, и столько же раз клялся мощами своего святого патрона, что, будь у него тысяча дочерей, такой храбрый юноша и такой преданный друг волен выбирать себе любую, а леди Глоуроурам пусть себе болтает что хочет.

Совсем другого рода сцена происходила в комнате, где были заключены Кливленд и его приспешники. Капитан сидел у окна, устремив взор на простирающееся перед ним море, и казался столь глубоко погруженным в его созерцание, что совершенно не замечал остальных присутствующих. Джек Банс старался припомнить какие-нибудь подходящие к случаю стихи, которые помогли бы ему начать примирительный разговор с Кливлендом, ибо Джек после всего происшедшего понял, что шутка, которую он сыграл со своим другом, хоть и была задумана с самыми благими намерениями, окончилась весьма плачевно и вряд ли заслужит одобрение самого капитана. Его почитатель и приверженец Флетчер лежал, как казалось, в полудремоте на походной кровати, поставленной в комнате, не делая ни малейшей попытки принять участие в следующем разговоре.

— Ну скажи мне хоть что-нибудь, Клемент, — произнес кающийся лейтенант, — ну хоть выругай меня за мою глупость!

— Прошу тебя, оставь меня в покое и убирайся! — сказал Кливленд. — У меня остался только один верный друг, и ты заставишь меня разрядить его или в тебя, или в свою собственную грудь!

— Заговорил, заговорил! — воскликнул Банс. И продолжал словами Джафира:

— Еще раз прошу тебя, замолчи! — сказал Кливленд. — Мало того, что ты погубил меня своим вероломством, так ты еще не даешь мне покоя своим дурацким шутовством! Вот уж не думал я, Джек, что изо всех людей или дьяволов с нашего злополучного корабля именно ты сможешь поднять на меня руку!