Но зазвучал оркестр, и она снова стала сама собой.

Каждое движение смычком по скрипичным струнам понемногу стирало ее смятение, а деревянные духовые инструменты возвращали ей силы.

Сидя в полумраке ложи, Марина размышляла о том, что Театр Амазонас и — да-да — эта оперная постановка должны ее спасти. Она знала сюжет «Орфея и Эвридики», но лишь когда зазвучали голоса исполнителей, ей стало ясно, что это история ее жизни. Ведь Орфей — это она, она, а Андерс — Эвридика, умершая от укуса змеи. Марину послали в ад, чтобы вызволить его оттуда. Если бы Карен могла оставить на кого-нибудь своих мальчишек, Орфеем стала бы она. Карен буквально создана для такой роли! Но Карен осталась в Миннесоте, и мысли Марины были теперь целиком заняты Андерсом. Позади нее были семь лет их дружбы, по пятьдесят часов в неделю, когда они записывали результаты по липидам, слушая дыхание друг друга…

Барбара расстегнула крошечную сумочку и протянула Марине салфетку «Клинекс».

— Промокните под глазами. Осторожно, по прямой линии, — шепнула она.

Партию Орфея пела женщина в мешковатой тоге; ее волосы были убраны назад и спрятаны под венок из позолоченных листьев. Она стояла в середине сцены, прикрыв лирой пышную грудь, и пела о своих страданиях.

Ей вторил хор.

Джеки повернулся к Марине.

— Почему поет женщина? — спросил он шепотом.

Марина промокнула влагу под носом и тоже повернулась, чтобы рассказать ему, что изначально партия написана для кастрата, но теперь их не найти.

Тут чья-то рука резко шлепнула Джеки по плечу.

— Тише! — приказал женский голос.

Марина и Бовендеры мгновенно выпрямили спины, словно по точеным ножкам и бархатным сиденьям кресел пробежал электрический заряд и ударил в них.

Потом все трое зашевелились, хотели обернуться, но та же рука простерлась между Барбарой и Мариной и указала на сцену.

Так они и досматривали оперу — устремив взгляды на сцену, но обратив назад, на доктора Свенсон, все свое сознание.

Доктор Свенсон!

Она вернулась из джунглей и объявилась здесь, в опере, без всякого предупреждения.

И вот теперь заставляет их ждать. На их месте другие, нормальные люди, вышли бы в фойе и приступили к разговору, который должен был начаться еще несколько недель назад. В первые дни после приезда Марина гадала, что она почувствует, когда увидит доктора Свенсон, но чем дольше жила в Манаусе, тем больше укреплялась в мысли, что у нее нет никаких шансов на эту встречу. Она все чаще представляла себе, как вернется домой и сообщит Карен и мистеру Фоксу о своей неудаче…

Эвридика семенила вслед за Орфеем; они шли по длинной дороге из Подземного царства. Эвридика непрестанно стенала и жаловалась, ее нежное сопрано превращалось в надоедливое гудение пилы: «Почему ты не смотришь на меня? Почему ты не любишь меня?»

Господи, при всей своей ослепительной красоте она невыносима!..

Марина всеми силами заставляла себя не оборачиваться.

Попутно отметила, что рука Джеки уже не лежит между ляжками его жены и что они с огромным вниманием глядят на певцов, а сами, конечно, вспоминают, хорошо ли проветрили квартиру, как застелили постель, все ли кружевные полоски нижнего белья убрали в соответствующие ящики.