— Эту статью я прежде не читала, — сказала Барбара, приподняв журнал. — Она увлекательная, даже научная ее часть, которую я не очень понимаю. Я вот думаю, как удачно получилось, что мне пришлось провести пару часов в вашем номере. Должна признаться, что до этого я не очень понимала суть работы Энник. Подумать только, что женщины смогут не торопиться и рожать детей, когда им удобно — в сорок, пятьдесят, даже в шестьдесят лет. Как здорово, — Барбара помолчала и взглянула на Марину. — Знаете, я как-то еще не спросила, есть ли у вас дети.
— Нет, — ответила Марина.
Кондиционер был установлен на режим сильного охлаждения, и она уже дрожала от холода.
— Мне нужно одеться.
Впервые за много дней ей захотелось есть.
— Ах, конечно, — Барбара встала с кресла. — Можно, я возьму журнал? Джеки тоже будет интересно.
— Хорошо, — согласилась Марина.
— Посмотрите платья, какое-нибудь да подойдет, — Барбара остановилась у двери. — Я очень рада, что лекарство помогло и вам стало лучше. Я расскажу шаману, он тоже обрадуется. Мы заедем за вами завтра в семь, договорились?
Последний вопрос был формальным и не требовал ответа.
Не успела Марина раскрыть рот, как Барбара Бовендер удалилась, захватив с собой медицинский журнал.
Пять
Амазонский оперный театр, Театр Амазонас, многие посещали не столько ради постановок, сколько ради знаменитого здания.
Оно само по себе было незабываемым зрелищем, «перформансом» — величественный фасад со стройными колоннами из итальянского мрамора, эльзасская черепица, светильники из муранского стекла, мебель в стиле Людовика XV. Огромный купол был словно сорван чудовищной бурей с русского дворца и перенесен в Южную Америку. По крайней мере, так однажды сказал Марине какой-то турист, когда она остановилась перед оперой и фотографировала ее своим телефоном. Она так и не услышала ни от кого внятного объяснения, как тут могло появиться такое здание. Оно казалось форпостом цивилизации, сдерживающим джунгли. Не будь Театра Амазонас, джунгли давно бы поглотили город, опутав его лианами.
— Местные жители клянутся, что оперу никто не строил, что она появилась сама собой, — сказала Барбара, доставая из крошечной лакированной сумочки билеты на «Орфея и Эвридику» Глюка.
Джеки кивнул. Такая версия ему нравилась.
— Они говорят, что оперу принес космический корабль для какого-то принца, потому что он мог заниматься сексом только в этом месте.
На Барбаре Бовендер было короткое платье цвета слоновой кости; оно на всю длину открывало ее ноги — бесстыдную протяженность загорелых бедер и икр, подчеркнутую открытыми вечерними туфлями на очень высоких каблуках.
Это платье она предлагала Марине, но та отказалась. У каждого платья, которые Барбара привезла в гобеленовой сумке, не хватало какого-либо ответственного куска ткани спереди или сзади либо была очень короткая юбка. Марине пришлось задуматься, какую часть своего тела она может выставить напоказ. У платья цвета слоновой кости был скромный вырез на груди и длинные рукава, но оно было такое короткое, что могло смутить даже третьеклассника. В итоге она остановила свой выбор на длинном узком платье из темно-серого шелка, в котором оставались открытыми руки и спина, потому что Барбара обещала привезти ей шаль, хоть и проворчала, что это нарушит линии. После того как Марину перестало лихорадить и тошнить, она была искренне признательна ей не только за лекарство (хоть и жалела, что не вакцинировалась еще перед поездкой против гепатита А), но и за платье, и за возможность пойти в оперу. Она порадовалась поводу привести в порядок свои ногти, уйти вечером из отеля и послушать музыку.