– У меня нет бытия. Каким захочу, таким и могу не быть.
– Не попытаться ли тебе вновь пройти через ворота? – несколько раздраженно предложила Чекс.
Скелет вздрогнул, но послушно пошел к воротам. На этот раз сон не оборвался на первой же минуте, а начал развиваться.
– Я не хочу вечно быть таким! – вскричал скелет. – И, может, на роду мне написано стать иным! Эхс ищет смысла жизни, но я тоже устал быть призраком. Я хочу чего-то большего!
Сон продлился еще мгновение, потом поблек, а Косто наконец оказался по другую сторону ворот.
– Видишь, я же говорила! – в приливе чувств воскликнула Чекс. – Дай-ка я тебя обниму, дружище.
По всему было видно, что скелет потрясен случившимся. И Эхс мог понять его чувства. Скелет вдруг ожил, по крайней мере, захотел стать живым.
А это огромный шаг вперед.
Эхс стал размышлять про себя. Как живые становятся мертвыми, это понятно. Но можно ли постигнуть обратное – как мертвые оживают? Оживление происходит на самом деле или это лишь иллюзия, рожденная этим царством снов? Если Косто лишь привиделось, что он видит сон, значит, ему лишь почудилось, что он ожил?
– А теперь в путь, – сказала Чекс. – Нам удалось лучше узнать себя, но все это пропадет впустую, если мы не отыщем направляющего заклинания.
Они пошли вперед. Теперь вокруг стало гораздо светлее.
Копуша обнюхал землю и сообщил, что гнилых растений поблизости нет. Это означало, что область зомби они уже прошли и теперь идут по настоящей гипнотыкве.
И тут перед ними выросла стена, высокая, непроницаемая, сложенная из настоящего камня.
– Что это? – встревоженно спросил Эхс.
Чекс провела рукой по стене, надеясь отыскать какую-нибудь щель или пролом, а в это время копуша старательно обнюхивал основание стены и землю рядом с ней – нет ли тут, внизу, тайной двери или подземного хода? Но ни, пролома, ни потайного хода не было. Стэна стояла твердо и нерушимо.
– Что ты скажешь, Косто? – обратился Эхс к скелету.
– Скажу, что пройти можно. Раз прошли сквозь ворота, то пройдем и сквозь стену. Только надо отыскать способ.
– И какой же ты предлагаешь способ? – заинтересовалась Чекс.
Скелет задумался.
– Надо эту стену смягчитъ? – наконец произнес скелет. – Надо ее усахарить и умаслить.
У Чекс, да и у прочих глаза на лоб полезли от удивления.
– Усахаривать стены мы не умеем! – почти хором произнесли Чекс, копуша и Эхс.
– Нет, вы не поняли. Надо для этой стены сделать что-то приятное, и тогда она смягчится и пропустит нас на ту сторону. Надо сделать то, что она любит.
– А что же любят стены? – опять в один голос спросили у скелета остальные трое.
Скелет начал ходить туда-сюда, озабоченно бормоча что-то себе под нос: «СТЕНоскоп, заСТЕНчивый юноша, СТЕНка Разин…»
– О, я вспомнил! – наконец в полный голос изрек скелет. – Из музыки стены любят стенанья, а из живописи стенографию.
– О стенаньях я, кажется, что-то слышала, а о стенографии нет, – сказала Чекс. – Объясни поподробнее.
– Стены любят, когда на них рисуют или пишут. Это и есть стенография. Давайте попробуем на нашей стене что-нибудь нарисовать.
Чекс тут же отыскала на земле какой-то черный, крошащийся камешек и, на секунду задумавшись, нарисовала на стене что-то похожее на коридор, которым путешественники только что пришли, и дверь.