– Франция вооружается, в ее полках раньше было по три батальона, теперь они вводят четвертый. Это даст французам увеличение армии сразу на сто сорок тысяч штыков…

При разъезде гостей Горчаков сказал царю:

– Вердер не сказал вам, что фирма Круппа получила заказ на ежемесячную поставку четырехсот полевых пушек.

– Это правда? – с гневом спросил император Вердера. – Четыреста пушек в месяц – многовато даже для России… Уж я-то в таких делах понимаю: Крупп не отливает болванки с дыркой!

В конце марта европейские газеты осторожно намекнули, что предстоит визит русского царя и его канцлера в Берлин. Дядя оставался дядей, но его племяннику делалось уже тошно от быстрого роста соседней державы. Горчаков немало поработал, чтобы переломить в самодержце родственные настроения.

– Спасти Францию – спасти Европу, – доказывал он.

В отличие от Бисмарка, Горчаков имел славу «бархатного» канцлера: да, он был человеком мягким и добрым. Но еще никто не догадывался, что Горчаков умеет быть и «железным».

Тьера уже не было – президентствовал маршал Мак-Магон.

Страх перед Германией заставлял его не только скрывать правду от народа Франции, но даже Лефло, проводивший отпуск в Париже, не был осведомлен о нарастающей опасности.

В день отъезда в Петербург дипломат завтракал в русском посольстве; посол князь Николай Алексеевич Орлов сказал ему:

– Вы кстати, Лефло! Я как раз пишу Горчакову…

От стола, сразу от легкомысленных разговоров, перешли в кабинет. Орлов поправил на лбу черную повязку, скрывавшую красную язву вместо глаза, выбитого в Крыму французской пулей:

– Садитесь и читайте… секретов нет!

Из его донесения Лефло впервые уяснил для себя масштабы того, что скрывали от него в Париже. Орлов предупреждал Горчакова, что в планах Бисмарка 25 лет оккупации Франции и, кажется, еще 10 миллиардов контрибуции. Лефло отправился в Елисейский дворец, где высказал Мак-Магону упреки в недоверии к нему… Президент был вынужден сознаться:

– Все это так, Лефло! По одним сведениям, на нас нападут в мае, по другим – осенью… без объявления войны, как во времена Фридриха Великого. Вы едете вечерним поездом? Я умоляю вас приложить максимум стараний, чтобы Россия спасла нас…

От Парижа до Петербурга экспресс находился в пути 72 часа. Во время остановки в Берлине Лефло навестил Гонто-Бирон.

– Ради бога, генерал, – сказал он, входя в купе, – превзойдите сами себя, но добейтесь, чтобы Россия не оставила Францию на съедение. У вас есть козырь: война с Францией на этот раз станет войной всеобщей, а России сейчас невыгодно отвлекаться от дел балканских. Если старика Горчакова поймать на эту наживку, он зашевелится.

Лефло ответил, что на эту наживку фон Радовиц и хотел подцепить Горчакова, но канцлер «не клюнул», и фон Радовиц смотал свои удочки. Парижский экспресс покатил Лефло дальше – на Варшаву, а виконт Гонто-Бирон прямо с вокзала отправился на ужин в английское посольство. Там его соседом по кувертам оказался фон Радовиц: подле него сидела жена – русская (отсюда и знание им русского языка). Сначала Радовиц отрицал подготовку Германии к войне, но, подвыпив, стал откровеннее: