Марьяна замолчала задумчиво, все глядя на огонь в камине, перевела дыхание и продолжила:

– Но сцена безжалостна. Она отнимает жизни и калечит судьбы, и если таланту, гению она прощает небольшие ошибки, то за лень, несерьезное отношение к делу и пренебрежение, неуважение к ней жестоко наказывает. Но при этом нет и более щедрого дарителя – тот внутренний восторг и полет, который переживает настоящий артист, выходя на сцену, не описать, не передать словами, это состояние некоего духовного оргазма, я бы так это назвала. И хоть я наделена даром такого вот духовного состояния сознания, единения души и тела в танце, я не чувствовала в себе истинной гениальности великой балерины. Талант да, всегда был, с рождения, как и способности неординарные, а вот… Или это слишком высокие требования к себе и своему творчеству, не знаю. Когда я приняла то непростое, вынужденное решение уйти из балета в танец, я была совершеннейшее, бескомпромиссное дитя, и мне казалось, если и становиться балериной, то только такой, как Уланова, Плисецкая, и никак иначе. Да и ушла я на другую сцену, на которой испытывала и переживала те же сильнейшие чувства и эмоции и то потрясающее состояние душевного парения.

Она посмотрела на Яна, улыбнувшись немного печально.

– Я ответила на твой вопрос?

– Нет, только прояснила некоторые моменты. У меня еще очень много вопросов и…

Намеревавшегося задать свои вопросы Яна остановила мелодия вызова на телефоне Марианны.

– Мама, – посмотрев на экран, объяснила она Стаховскому. – Извини, – повинилась и ответила: – Да?

– Марьяш, – бодреньким тоном поинтересовалась Елена Александровна, – ты что там засиделась?

– Да мы увлеклись разговором с Яном Валерьевичем. – Марианна, чуть приподняв бровку и весело сверкнув темно-синими глазами, посмотрела на Стаховского с игривым намеком.

– А-а-а, – понимающе протянула мама: – Понимаю, Ян Валерьевич человек неординарный и собеседник замечательный. А мы тебя тут уж заждались, вроде же договаривались грибы фаршированные запекать. Так тебя ждать или погостишь еще?

И с этим вопросом мамы, произнесенным обыденным тоном, вернулась реальность жизни Марианны, наполненная непростыми обстоятельствами, делами-обязательствами, спрятавшаяся было, отодвинутая на какое-то время в темноту комнатных углов, куда не доставали отблески огня из камина и неяркий торшер, освещавший кресла и столик возле него.

– Сейчас приду, – выдохнула печально Марианна, отпуская ту невидимую тонкую ткань откровенности и доверительности, что окутала их двоих, создавая иллюзию отстраненной защищенности от внешнего мира со всеми его сложностями и проблемами.

– Что-то срочное? – спросил Стаховский.

– Просто жизнь, планы и обещания, – развела руки Марьяна, показывая бессилие перед обстоятельствами, – они всегда срочные. Обещала родным на ужин приготовить свое фирменное блюдо, так сказать, завершение этих выходных ужином, они ждут. Завтра утром мы возвращаемся в Москву на рабочую неделю. Надеюсь, приедем в следующие выходные.

– Я тоже завтра в Москву, – поделился своими планами Ян.