– Эй ты! Не смей в нас стрелять!

– Что?

– Не стреляй, а то мы ответим!

– Нет, нет! Я стреляю не в вас. Погляди вниз.

Он указывал винтовкой на боковую улицу, отходящую от нашего здания. Действительно, молодой человек в синем комбинезоне с винтовкой в руках нырнул за угол. Ясно, это он стрелял по жандармам на крыше.

– Это в него я пальнул. Он первый выстрелил. – Не сомневаюсь, так и было. – В вас мы стрелять не хотим. Мы простые рабочие, как и вы.

Он поднял руку в антифашистском салюте, я ответил тем же.

– Пиво у вас осталось?

– Нет, все вылакали.

В тот же день без всякой на то причины из дома, где расположилась молодежь, какой-то парень, когда я выглянул в окно, выстрелил в меня. Возможно, я показался ему соблазнительной мишенью. На выстрел я не ответил. Хотя до меня было всего сто метров, пуля даже не попала в крышу обсерватории. Как обычно, меня спасла «меткая стрельба» испанцев. Из того дома в меня стреляли еще несколько раз.

Гул перестрелки не прекращался. Из того, что я видел и слышал, можно было заключить, что все стреляли в целях обороны. Люди не выходили из зданий или укрывались за баррикадами и целились в тех, кто был напротив. Примерно в полумиле от нас проходила улица, где штабы СНТ и УГТ почти смотрели в окна друг другу. Вот оттуда неслась особенно сильная стрельба. На следующий день после окончания беспорядков я прошел по той улице – витрины магазинов напоминали решето. (Большинство лавочников в Барселоне заклеили свои витрины полосками бумаги крест-накрест, чтобы шальная пуля не разнесла все стекло.) Иногда на трескотню винтовок и пулеметный огонь накладывались взрывы гранат. После долгих интервалов – возможно, их всего было около дюжины – раздавались особенно мощные взрывы, которые поначалу я идентифицировать не мог: казалось, идет бомбардировка с воздуха. Но это было невозможно – самолеты здесь не летали. Позже мне говорили, и я охотно в это верю, что этот страшный грохот устраивали провокаторы, взрывавшие склады с боеприпасами, чтобы обострить обстановку и посеять панику. Артиллерийского огня, однако, не было. Я специально вслушивался: если б вмешалась артиллерия, это означало бы, что дело принимает серьезный оборот (артиллерия – определяющий фактор в уличных боях). Впоследствии в газетах появилось много выдумок об артиллерийских батареях, бьющих по улицам, но никто не мог показать ни одного здания, куда попал бы снаряд. Кроме того, знающий человек ни с чем не спутает гром пушек.

Почти с первых дней беспорядков рацион наш стал более скудным. Под покровом темноты с изрядными трудностями (жандармы постоянно постреливали на Рамблас) из гостиницы «Фалкон» доставлялась пища пятнадцати или двадцати ополченцам, охранявшим штаб ПОУМ, но этого явно не хватало, и те, у кого была возможность, ходили есть в «Континенталь». Гостиницу «оккупировали» все, кто мог, а не только члены СНТ или УГТ, она считалась нейтральной территорией. Как только началась заварушка, гостиницу заполонил самый невероятный народ. Иностранные журналисты, подозрительные политические отщепенцы, американский летчик на службе у правительства, коммунистические агенты, в том числе толстый, зловещего вида русский, по слухам, агент ОГПУ