Казалось, прошла целая вечность, и я даже подумал, что мы выбрали неправильный путь. Но тут в темноте стали вырисовываться параллельные черные линии – внешняя колючая проволока (у фашистов две линии заграждения). Хорхе опустился на колени и запустил руку в карман. Наши единственные кусачки были у него. Вжик-вжик. Мы осторожно раздвинули проволоку. Подождали, чтоб подтянулись остальные. Казалось, они производят ужасный шум. До фашистского бруствера теперь оставалось пятьдесят метров. Но шли мы по-прежнему – медленно и пригнувшись. Ступали так мягко, как кошка, приближаясь к мышиной норе. Остановка – прислушались, идем дальше. Один раз я поднял было голову, но Бенджамин молча положил руку мне на шею и с силой пригнул вниз. Внутренняя проволока шла примерно в двадцати метрах от бруствера. Казалось невероятным, что тридцать человек могут подойти туда незамеченными. Даже дыхание могло нас выдать. И все же мы добрались. Фашистский бруствер был виден – черная насыпь, нависшая над нами. Хорхе еще раз встал на колени и порылся в кармане. Вжик-вжик! Проволоку бесшумно не разрезать.

Итак, с внутренним заграждением было покончено. Мы проползли внутрь, изрядно прибавив в скорости. Все пошло бы хорошо, будь у нас время как следует разместиться. Хорхе и Бенджамин отползли вправо. Но тем, кто шел позади, пришлось снова выстраиваться в цепочку, чтобы пролезть сквозь узкий разрыв в ограждении. В этот момент в фашистском бруствере сверкнул огонь и раздался выстрел. Наконец-то часовой заметил нас. Удерживая равновесие на одном колене, Хорхе размахнулся, как боулер, бросающий мяч. Бах! Граната разорвалась где-то над бруствером. И сразу, быстрее, чем можно было ожидать, из фашистских траншей загрохотали десять или двенадцать винтовок. Выходит, они нас ждали. При огненных вспышках стали видны защитные мешки с песком. Отставшие бойцы тоже бросали гранаты, но некоторые разрывались, не долетев до бруствера. Казалось, все амбразуры извергают потоки огня. Отвратительно вести бой в темноте – кажется, что каждая вспышка, предшествующая выстрелу, предназначена для тебя. Но хуже всего гранаты. Трудно представить весь ужас этого зрелища, если не видеть, как она взрывается близко от тебя в темноте. Днем ты слышишь только взрыв, а ночью его предваряет слепящая огненная вспышка. При первом же залпе я бросился на землю. Лежа на боку в грязной жиже, я отчаянно боролся с чекой гранаты. Эта чертова чека не поддавалась. Наконец я понял, что тяну не в ту сторону. Выдернув чеку, я встал на колени, бросил гранату и тут же снова упал на землю. Граната полетела вправо, не долетев до бруствера: страх помешал мне лучше прицелиться. В этот момент другая граната разорвалась прямо передо мной – я даже почувствовал жар от взрыва. Вжавшись в землю, я так плотно уткнулся лицом в глину, что повредил шею и решил, что ранен. Сквозь не стихающий гул я услышал, как кто-то позади тихо сказал по-английски: «Я ранен». Граната действительно ранила несколько человек, не задев меня. Встав на колени, я швырнул вторую гранату, но даже не помню, куда она попала.