Она решилась на второй день: повела меня в душ. Стала показывать, что надо раздеться, залезть в ванну, и с облегчением обнаружила: можно свободно объясняться по-немецки. Сначала ей пришлось самой меня мыть, как ребёнка, а мне – терпеть. Но я оказалась талантливой ученицей и быстро научилась управляться самостоятельно с кранами и мылом. Вспомнила к случаю, как мама в детстве мыла меня, и няня – пока мы не отправились скитаться. Фрау Мейер отдала мне кое-что из своей одежды – не из дочкиной, а именно из своей.

К третьему дню на меня выдали денежное довольствие, и фрау Мейер повела меня по магазинам – покупать одежду.

До центра города ехали на автобусе. Попался целый квартал, совершенно размочаленный бомбёжкой, но видно, что далеко не вчера.

– Нас так страшно бомбили англичане в сороковом, – вздохнула женщина. – Благо сейчас утихомирились. Сейчас все присмирели. Скорее бы нам победить и большевиков, скорее бы вернулся мир!

– Большевиков? – переспросила я с искренним удивлением.

Откуда у них большевики? Хотя…

– Русских. Советский Союз. Россия. Знаешь, где это? Знаешь, что они хотели напасть на нас, немцев, и нам пришлось воевать?

– Да. Товарищи вашего мужа рассказывали мне об этом, и я видела Россию на карте. А большевики не бомбят…

Я запнулась: «вас» или «нас»? Закончила вопрос нейтрально:

– Не бомбят Берлин?

– Позавчера передавали, что прилетали русские. Их и близко не подпустили к городу. Руки коротки! Наша армия отбросила их далеко вглубь их собственной страны.

Она сказала это без злорадства, так, между прочим, и с очередным вздохом устало повторила:

– Лететь им далеко, их засекают на дальних подступах – так муж мне объяснил. Скорее бы нам победить!

Надо же, как она разговорилась! Считывалось с лёгкостью: тема больная, от войны тут устали, а действительной веры в скорую победу нет и в помине. Так что выводов о реальном положении на фронтах делать из слов фрау Мейер не стоило.

Мы вышли в районе Потсдамской площади и дальше долго шли пешком. Была возможность сесть на другой автобус или подъехать на метро, но женщина сэкономила. А я бы с интересом посмотрела берлинское метро! Это лишь позже выяснилось, что там после московского делать нечего.

Через первый же перекрёсток я пошагала как ни в чём не бывало. Фрау Мейер вскрикнула и, ухватив меня за рукав, остановила. Я похолодела от осознания ошибки, которую чуть не совершила. Хорошо, что почти год скитаний по горам отучил меня приостанавливаться, переходя дорогу, и смотреть по сторонам! Сейчас она научит меня переходить правильно, и надо будет ещё не раз сбиться. Между прочим, чего это она такая пугливая? Машины-то ехали ещё далеко! Сознаёт свою ответственность за меня.

Если фрау Мейер заранее и не поручали понаблюдать за мной, то уж наверняка расспросят после, и во всех подробностях.

Этим утром берлинское небо было затянуто белёсой дымкой, улицы – сухи. Город уже не казался таким тёмным, но давящее присутствие фашистской энергетики ощущалось. Кроме того, белёсый, рассеянный свет, не дающий теней, делал всё вокруг уплощённым и однообразным. Тем не менее невозможно было не разглядывать с интересом размашистую архитектуру улиц, площадей, современных зданий общественной значимости, незнакомые очертания соборов. Каким же всё казалось нечеловечески огромным! Уравновешивали каменную стихию многочисленные парки и скверы; даже на главной улице города красовалась великолепная липовая аллея. Вывешенные тут и там красные полотнища с чёрной свастикой и фигуры хищных чёрных орлов над ними резали глаз, но я заставила себя смотреть, чтобы привыкнуть. Вообще, старалась глазеть как можно больше и удивлённее.