Что до парней, пытавших меня в Бутырках, или Олега П., или Франсуа П., которые меня предали, – нет, я бы не хотел им отомстить или чтобы их наказали. Я пережил трагедию, далеко выходящую за пределы моей или их жизни. Я был частью трагедии планетарного размаха, это не была ни моя личная драма, ни их. Теперь я понимаю, что если бы роль предателя не взял на себя Олег П., на его месте оказался бы кто-нибудь другой, возможно еще более близкий друг, потому что людей растлевала сама эта система. А не наоборот. А Сталин… Когда коммунисты стонут: “Меня обманул Сталин”, – хочется спросить: зачем же ты дал себя обмануть?

Первые свидетельства российских людей не обвиняли систему. После ХХ съезда и реабилитации появились книги, написанные бывшими лагерниками, настаивавшими на том, что они сохранили непоколебимую веру в свой режим и не питают ни малейшей обиды на партию, которая ни за что отправила их на муки. Евгения Гинзбург, тоже арестованная в тридцать седьмом, написала свою первую книгу осторожно, не касаясь общих причин всех этих ужасов. Только во второй части она поделилась с читателями своими размышлениями на эту тему. После десталинизации о том же заговорили диссиденты, но их отправляли в психиатрические больницы. Дело в том, что тоталитарная система в принципе не может быть гуманной. А в общем сама огромность зла делает идею мщения просто смехотворной. Жажда мести может только помешать поиску истины и, в сущности, сводится к жалкому сведению личных счетов, а вот борьба за то, чтобы этот кошмар не повторился, – благородная задача».

Написать авторизованную биографию Жака Росси было нелегко. Несколько прекрасных журналистов и писателей, в самом деле прекрасных, не справились с этой задачей. И если нам с Жаком несмотря ни на что всё же удалось довести дело до конца, то есть задумать, написать и опубликовать книгу, я объясняю это тем, что жить Жаку оставалось недолго, он чувствовал, что время не терпит, и если он промедлит еще, то не успеет исполнить свой долг, не оставит свидетельства о пройденном им пути.

Шел 1999 год. За десять лет до того рухнула Берлинская стена, а за ней – и вся советская империя, имевшая столь мощное влияние на часть старой Европы и на многие другие страны. Жаку было девяносто. Возраст подточил его силы. Возраст и неуемная энергия, которую он безжалостно тратил на издание «Справочника по ГУЛАГу», а затем на книгу «Ах, как она была прекрасна, эта утопия!».

Мы с Жаком подружились, когда встретились в Джорджтаунском университете, о чем я рассказала в начале этого повествования. За эти годы он по просьбе издателей несколько раз с помощью разных соавторов пытался написать автобиографию. Ничего не получалось. В конце концов он предложил мне написать книгу вместе. Я ведь писательница, сказал он, я сделаю из его жизни роман. Я сопротивлялась. Мне хотелось, чтобы это было правдивое и точное свидетельство, основанное на воспоминаниях Жака, а также на исторических изысканиях. Никакого вымысла, хотя главный герой и его одиссея, конечно, более чем достойны стать основой романа.