– Ничего себе… А родители-то как? Они ж со своих заработков когда-то вернутся, а детей нет!
– А родителей аккурат в соседней деревне и нашли – пьянствовали у родственников. Естественно, никаких заработков при них не было.
– Их что, родительских прав лишили, да?
– А ты как думала! Конечно, лишили. А детей сюда, к нам, привезли. Сейчас посмотришь.
– Ой, мама, я боюсь! – прошептала Катя, приложив дрожащие пальцы ко рту.
– Слушай, кончай, а? – уже сердито обернулась к ней на ходу Лариса. – Чего их бояться-то? Дети как дети.
– Да нет, ты не поняла, Ларис! Я не детей боюсь, я чего-нибудь не так сделать боюсь! Посмотреть не так, сказать не так!
– Да поняла я, поняла твои страхи. Ничего, со временем пройдут. Я даже и учить тебя ничему не буду, знаешь ли. Здесь научить ничему нельзя, здесь каждый сам себе учитель. Ну, пойдем…
К ее удивлению, процедура приема новых детей оказалась обыденной, скорее деловой даже. Ни заплаканных детских лиц, ни горестных жестов, ни печальных сиротских глаз – ничего этого не было. Долговязый старший пацан с выгоревшим на солнце чубом и цыпками на руках сидел на стуле, обстоятельно отвечал на вопросы, наморщив лоб от старания. Другой, помладше, все время простуженно хлюпал носом да водил под ним ребром ладони – туда-сюда, туда-сюда. А еще две девчачьи мордашки, круглолицые, белобрысые, глянули на них с Ларисой с искренним деревенским любопытством, улыбнулись одинаково щербато. Катя тоже им улыбнулась – и тут же будто камень с души упал. Действительно, чего она так испугалась? Дети как дети, Лариса права…
– Тебя как зовут? – обратилась она к девчонке, той, что постарше.
– Я Любка! – звонко проговорила девочка, хитро прищурив глаза. – Любка Первухина! А это моя сестра Надька! А мы с Надькой вместе будем спать, да? Мы дома всегда вместе спали. На бабкином сундуке.
– Ты знаешь, я думаю, что спать все-таки удобнее будет на разных кроватях. Правда?
– А у вас тут все на разных кроватях спят, что ли?
– Да. Все.
– Ух ты… Слышь, Надька, – ткнула она острым локотком сестрицу в бок, – на разных постелях с тобой будем спать, как барыни…
Сестрица, однако, ей ничего не ответила, лишь вздохнула коротко, будто всхлипнула, и полезла пальчиком в нос от волнения.
– Слышь, а тебя как зовут? – продолжила знакомство шустрая Любка, обращаясь к Кате.
– А меня – Екатерина Валентиновна.
– Ой, ёченьки… Да Надька такое имечко ни в жисть не выговорит…
– Кать, отведешь девочек к Анне Архиповне, в младшую группу? – озабоченно обратилась к ней Лариса, разрушив этот стихийно сложившийся естественный контакт.
– Да, конечно. Люба, Надя, пойдемте со мной… – протянула Катя сестренкам ладони, направляясь к двери.
Уже на выходе она поймала-таки на себе быстрый Ларисин взгляд – немного насмешливый, но в большей степени одобряющий. И улыбнулась ей благодарно. Все-таки хорошая она, эта Лариса.
Младшая детдомовская группа, как выяснилось, состояла всего из пяти воспитанников. Под руководством строгой рыхловатой воспитательницы Анны Архиповны, похожей скорее на уютную домашнюю бабульку, четверо девчонок и один мальчик сидели за столами, яростно шуршали фломастерами по бумаге. Когда Катя с девочками появились в дверях, малыши тут же оторвались от казенной творческой обязаловки, с любопытством принялись рассматривать новеньких. Высвободив из Катиной руки ладошку, Любка тут же оказалась у одного из столов, нахватала в руки разноцветных фломастеров, потом подняла на Анну Архиповну круглые глаза: