Лишь выпив квасу, в гневе мерял он шагами покои, как портняжный аршин.
– Почему князь Михаил послов лично не принял? Почему князей и воевод на совет не созвал? Что за дела у тебя такие, что важней Батыева войска? Верно я говорю, Ингварь?
Ингварь невозмутимо сидел за столом и поглаживал бороду, нащупывая глубокий шрам на подбородке, след половецкой сабли. На месте шрама среди русой бороды выросла седая прядь, памятная примета. Он задумчиво выслушал Коловрата, согласно кивая головой, и рассудительно ответил:
– Верно. Если хочешь Рязань без помощи оставить. А если добра для нашего дела хочешь, тогда успокой свою ярость и смирись. Князь Михаил умен и хитер, но прежде всего горд. С ним напролом лезть нельзя – только осерчает. Велел ждать – нужно ждать. Лучше уж завтра с победой домой поехать, чем сегодня с пустыми руками.
Но Евпатий не слушал его. Его клонило в сон, перед глазами вновь хороводом пускались картины: Настя с детьми, топот коренастых степных коней, Каркун со своим дурным глазом, изумрудная серьга в ухе оскалившегося татарина… И Евпатий с резким вздохом очнулся от минутного забытья. Ингварь, склонившись, тряс его за плечо:
– Коловрат! Вставай! Князь на встречу зовет.
Через небольшое время Евпатий, натерев лицо снегом, входил вслед за Ингварем в широкие и высокие светлые палаты, где их ждал Михаил Всеволодович. В палатах не было ни уездных князей, ни сотников, никаких признаков затевающегося военного совета. Сам князь, склонившись над разложенными на столе грамотами, негромко беседовал с боярами. Увидав рязанских послов, он улыбнулся, изогнув, словно с насмешкой, черную бровь:
– Здравствуй Ингварь Ингваревич, здравствуй и ты, Евпатий Львович. Ну, рассказывайте, за каким делом пожаловали?
Ингварь хотел ответить, но Евпатий с жаром перебил его:
– А то ты не знаешь! Батый топчет землю рязанскую, надобно воевод созывать, а ты недоимки в казне считаешь?!
Михаил, нисколько не смутившись и не обидевшись, жестом отослал бояр и отвечал удивленно:
– О чем же мне еще заботиться, как не о казне? Это дело первое. Казна – это высокие стены, острые мечи, добрые кони, могучая дружина. Как же по-иному? А что до войска татарского, так про это мне и без вашего посольства известно. Нешто и вам непонятно было, когда Батый волжских булгар разбил, куда он дальше рать свою поведет? Или на авось надеялись?
Евпатий открыл было рот, но в этот раз Ингварь ответил вместо него:
– Великий князь рязанский, Юрий Игоревич, велел тебе кланяться.
Михаил Всеволодович кивнул в ответ на поклон, усмехаясь недобро:
– Неужто просьба какая? А то я что-то не видал давно рязанских послов с поклонами.
Ингварь отвечал спокойно и с достоинством, не замечая издевки.
– Пришла беда великая на рязанскую землю. Поганые полчища язычников, рать Батыги-сыроядца. Чтобы защитить города русские, князь Юрий рязанский и князья пронские и муромские просят тебя забыть старые вражды и усобицы и единой ратью против лютого врага выступить, сим защитить земли и людей крещеных от супостата.
Черниговский князь слушал эту речь, и все больше гнева и презрения разгоралось на его бледном благородном лице. Какое-то время он молчал, испытывая взглядом то Ингваря, то Евпатия. Наконец, сдерживая гнев в голосе, он вымолвил: