— Барыня, простите, я не успела крикнуть вам… предупредить… потому что… он начал душить меня…

— Успокойся, дорогая, крикнуть ты успела. Кто это был?

— Не знаю. Я не спала, услышала, как щелкнул замок… Подумала — показалось, но заскрипела дверь… она все время скрипит… Намедни я хотела попросить смазать петли, да позабыла…

— И ты вышла посмотреть, почему скрипит дверь?

— Даже не подумала, что кто-то пришел с дурной целью! — всхлипнула Анфиса. — Я не сразу и увидала-то… этого человека… он в черном был. Кинулся на меня! Тогда-то я и поняла, что плохой человек пришел к нам. Он стал душить меня… больше ничего не помню.

Марго задумалась, молитвенно сложив ладони и касаясь кончиками пальцев своих губ. Дом затих, это не значит, что все спали, но тишина застыла в воздухе пугающая. Отсюда и мысль пронзила ее сиятельство — хуже невозможно представить:

— Тот человек приходил за мной…

— Чтобы что?.. — насторожилась Анфиса.

— Откуда мне знать? Но… раз он приходил ночью, когда все спят, то, надо полагать, с дурными замыслами. Завтра я прикажу приделать замок к дверям, а сегодня… сегодня ты будешь спать в моей спальне. Собирайся.

— У вас нет второй кровати.

— Ляжешь со мной.

— Барыня! Нехорошо ведь с прислугой…

— Но мне очень страшно! Я боюсь! Вдруг он вернется? А ты не боишься, ежели он перепутает наши спальни и ты опять попадешь ему в руки? (Анфиса неистово несколько раз перекрестилась.) Вот видишь? Идем. Тебе одной тоже будет страшно, а вдвоем… кто-нибудь из нас обязательно услышит, ежели он вновь придет. И вот что еще сделаем: кресла поставим!

Кресла приставили неплотно к двери, расчет был таков: если негодяй вернется, откроет дверь и через пару шагов в темноте споткнется о кресла, будет шум, а женщины услышат. Если же приставить вплотную, мерзавец почувствует упор и услышит, как кресла скользят по полу, он станет осторожней и тогда… Боже спаси, чтоб он пробрался в спальню Марго!

— Барыня… — тихонько позвала Анфиса, лежа в кровати.

— Что? Я не сплю, говори.

— Кажись, тот человек был не один.

— Но я видела одного… Тебе не показалось?

— Может, и показалось, со страху чего только не померещится…

Кирсанов рассматривал подвальное помещение с маленьким окошком под потолком, через которое видны только проходившие мимо ноги до колен и проплывающие юбки. Всего одна комната, здесь и прихожая, и кухня, и спальня с гостиной, вернисаж из трех картин (явно с помойки), но чисто настолько, насколько может быть чистой нищета. Переваливаясь с боку на бок, как хромая утка, старая карга, достойная попасть на страницу карикатурного журнала, двинулась навстречу гостям. На ее рожице с большим бугристым носом появилось подобие улыбки, выдав количество зубов во рту — всего один, но не чужакам предназначалась гостеприимная фраза:

— Ай, боже мой… Парамон! Добро пожаловать, друг мой!

— Здоро́во живешь, старая? — громко спросил лакей, зная, что бывшая кухарка плоховато слышит.

— Сам видишь… — взмахнула та рукой. — Давно не видались, чай, с год. За какой надобностью пожаловал? А это кто с тобой?

Старуха, перевязанная крест-накрест бывшим шерстяным платком в дырах, предложила гостям присесть, предварительно вытерев старым полотенцем табуретки. Она слушала Парамона, переспрашивая по два раза, могло показаться, что старуха совсем бесполезна, однако память у нее осталась в отличном состоянии, по крайней мере, лучше ее слуха.