Когда все ушли, Володя вытянул ноги вперед, скрестил руки на груди, голову опустил, упершись подбородком в грудь. Артем с первой минуты совещания понял: с ним действительно что-то не так, поэтому не стал тянуть резину, спросил прямо в лоб:

— Вовка, ты че скис? Не узнаю тебя.

— У меня депресняк.

— А что так? С каких хренов у тебя это самое слово? (Из-под рыжих бровей Володя кинул в него уничижающий взгляд, все это с ним, балагуром, не вязалось.) А серьезно, что стряслось?

— Не знаю.

— Ну, тогда я… догадываюсь. Люська права качает, хочет сделать из тебя идеал и перевоспитывает, поэтому жениться резко расхотелось, а любимая теща с тестем достали заботой. Дать задний ход мешают принципы крутого мэна. Угадал?.. Молчание — знак согласия. Знаешь, раз пошли такие мысли — уходи. Чем быстрее, тем лучше. Не надо приносить себя в жертву, это не тот случай. Или возьми тайм-аут. Короче, Вова, собирай манатки и возвращайся домой. Поживешь без тещи, без Люськи, сделаешь переоценку. Может, назад побежишь галопом, а может — наоборот. Так что — домой! И сегодня же.

— Я буду вам мешать.

— Открою тайну: мы через неделю все равно переезжаем, а неделю как-нибудь тебя потерпим, хотя… это будет о-очень трудно. Особенно мне, ты ведь тоже доставучий.

— Куда переезжаете? К отцу Софии?

— Мне дали квартиру, — заулыбался Артем. — Ипотеку на льготных условиях, льготы — зашибись, не мечтал даже! А то я прописан в этом кабинете — это нормально? Меня еще Денисович прописал, кстати, он же и квартиру выбил. Но смотри: Софии ни слова! Хочу сюрприз ей сделать, когда распишемся.

Обычно Вовка бурно радуется всем позитивным новостям, а тут после слов шефа-друга еще больше приуныл, заворчал на манер старичка:

— Все тебе! И внеочередное звание, и кресло начальника, и квартира, даже София и та — тебе.

Он совершенно независтливый, его жалобы сейчас — пустой треп, просто парень потерялся, чуть-чуть расклеился, не смертельно. Вероятно, негатив копился давно, Вовка вовремя не отрегулировал ситуацию, теперь комплексует, стыдится. Артем не настаивал, мол, расскажи, но дал понять, что и в этом состоянии шутки друга понимает:

— Ишь, Софию ему! Раскатал губешки. А я как без нее?

— Да я люблю ее, как брат сестру! Младшую. Неважно, что мне двадцать шесть, а ей — почти тридцать три, это же ее проблемы.

— Идем, лопотун! — Артем поднялся, смахнул ключи со стола. — Мы с Софией только завтра приедем, побудешь целый вечер и ночь наедине с собой. Отдыхай. Все, я поехал, а то София там без меня…

— Коровам хвосты крутит? — Володька повеселел.

— Под вентилятором загорает…

Он привык к тому, что на стук в дверь она не откликалась, да и вообще не разговаривала, лишь в бреду бессвязные фразы бормотала, поэтому, постучавшись, вошел после паузы, предупредив громко:

— Это я, Прохор. Вхожу…

Она стояла у окна в длинной льняной рубахе, в шали на плечах, смотрела на свет божий и, наверное, тихо радовалась, что жива. На стук обернулась, так и встретила его — испуганно вскинув очи. Всякий раз он недоумевал: чего она пугается? Ведь слышала, что идет Прохор — спаситель, а не чудище к ней рвется, но встречала найденка его всегда одинаково: распахнув испуганно глазищи. О, какие у нее глаза — темно-серые, глубокие, и видно по ним, что помыслов дурных у их хозяйки никогда не было, одна печаль прижилась.