— Ну, я-то потерплю, мама там наготовила на полк.

— И я потерплю. Короче, шеф, гони в деревню.

Устроившись поудобней — полулежа, но чтобы ветер попадал в лицо, София вернулась…

— Ваше сиятельство… — сладко закурлыкал Зыбин, извергая белые паровые клубы, будто Змей Горыныч, к счастью, не огненные.

— Добрый день, Виссарион Фомич, — бросила Марго, обойдя его и остановившись в двух шагах от проруби. В данную минуту ее занимал не начальник следственных дел, а страшное зрелище. — Что это тут у вас? Боже мой… Женщина… вмерзла в прорубь… В ее спине нож!

— Мы как раз собирались извлекать даму, — сказал Кирсанов.

Он не предложил Марго отойти в сторонку (или вернуться в экипаж) — лишь бы не смотреть на извлечение несчастной из проруби, от этого дамы умереть могут, а не только в обморок упасть. Нет, Кирсанов знал графиню, у которой не было привычки экзальтированно заламывать руки и падать в глупые обмороки, он указал ее сиятельству на одну деталь, вторично присев на корточки возле трупа:

— Взгляните, ваше сиятельство, на ребре ладони у нее шрам.

Графиня тоже присела — ей было глубоко безразлично, что ее поведение слишком вольно. Вынув руку в лайковой перчатке из меховой муфты, она провела указательным пальцем по воздуху вдоль ребра ладони мертвой дамы от мизинца до запястья, одновременно произнеся:

— Какой ровный разрез… аккуратный… тонкий… ни одного изгиба…

— Совершенно верно вы заметили, — сказал Кирсанов. — Она поранилась весьма острым предметом с тончайшим лезвием. Однако рану получила давно. Очень давно. Не два, не пять и не десять лет назад, а значительно больше.

Он выпрямился и протянул руку Марго.

— Неужели? — поднялась и она, опираясь на его руку.

Разумеется, в ранах, особенно давнишних, графиня ничего не понимала, Кирсанов посчитал своим долгом просветить светскую даму:

— Раны, нанесенные тонко заточенными предметами, например бритвой, заживают долго, шрамы остаются на всю жизнь. Но в данном случае…

Почему-то он не закончил мысль, и Марго, охочая до всякого рода непонятностей, которые край как надо сделать понятными, сжала его руку, возвращая молодого человека из задумчивости:

— Что? Что не так, господин Кирсанов? Скажите же!

— Простите, я покуда не могу объяснить, надобно подумать.

— А знаете ли, господа, — подал голос Зыбин, — преступников было не менее двух. Согласитесь, даме нечего делать у проруби, тем паче ночью. Вряд ли пришла она сюда по собственному почину — что ей тут делать, вдали от берега? Кстати, мужики говорили — вчерась ввечеру трупа не было, стало быть, кинули даму в прорубь ночью-с.

— Эй, любезные! — обратился к мужикам Кирсанов. — Начинайте.

Ему, Марго и Зыбину пришлось попятиться на несколько шагов, так как трое мужиков окружили тело и ударили железными кольями в замерзшую полынью. В разные стороны полетели осколки льда, а вскоре — и брызги.

— Итак, раз женщину привезли насильно… — наблюдая за работой мужиков, произнесла Марго. — Отчего ж не связали? Чтобы не сопротивлялась?

— Ее вначале зарезали, ваше сиятельство, опосля привезли сюда, — сказал Зыбин. — На льду имеются пятна крови, однако совсем немного, что и дает право предположить: ее несли с ножом в спине. Преступники думали, она мертва, а мертвую-то зачем связывать? Да и с ножом в спине далеко не убежишь.