Через несколько дней, когда Роман и другие послы вновь были приглашены в княгинину гридницу, никто по виду Эльги не догадался бы, сколько сомнений терзает ее из-за «дочери Кира».

– Мой родич Олег, прибыв с Волыни, привез мне радостные вести, – говорила она грекам.

Магистр Роман сидел на краю скамьи сбоку от престола, а прочие, чином ниже, стояли поодаль: по своему придворному обычаю, скрестив на груди руки, упрятанные в длинные-предлинные рукава скарамангиев. Эльга и сейчас еще с трудом сдерживала улыбку при виде этих одеяний – будто важные царевы мужи собрались русальные пляски плясать. Возле Романа застыл его толмач – скопец, из пленных славян. Возле Эльгиного престола стоял ее племянник Торлейв – младший из сыновей Пестрянки. С детства при нем была челядь из греков, язык Романии он знал как родной, и Эльга доверяла ему следить, чтобы Романов толмач ни в чем не исказил ее речей.

– Давний недруг наш, Етон из Плеснеска, теперь ищет нашей дружбы, готов пребывать в воле моего сына Святослава и просит о родственном союзе. Моя дочь еще слишком юна для брака, я не могу отослать десятилетнее дитя в дальнюю сторону. Но у Олега есть внучка, она уже взрослая дева, и я думаю о том, чтобы предложить в жены для Етона ее. Этот брак водворит мир между нашими землями и покой на торговых путях на запад – в земли морован, чехов, ляхов, саксов, баваров, корлягов. Но есть одно препятствие, и оно мне представляется весьма важным. Эта дева, Мальфрид, была крещена в числе прочих моих слуг и приближенных. Теперь она – христианка, и я нарушу долг перед нею и перед Богом, если отошлю деву в языческую страну, где нет ни храмов, ни священников и где душе ее будет грозить опасность погибнуть среди язычников и их обрядов. Помочь нам разрешить это затруднение – в твоей власти, Роман, в высочайшей воле цесарей ромейских и патриарха Полиевкта.

– Я готов содействовать делу прославления веры Христовой, сколько Бог даст мне сил, – с почтением ответил Роман.

Но карие глаза его сейчас были строги, вопреки вежливой улыбке на устах, и Эльга видела, что ее речью он скорее озабочен, чем обрадован.

– К тому же Бог помогает и Романии, водворяя мир в ваших славиниях[33]. Ты помнишь, я говорил тебе о желании василевсов Константина и Романа получить помощь воинами, обещанную Романии еще твоим мужем, Ингером. Нам нужно не менее трех тысяч человек, и теперь, когда война больше не грозит вашим пределам, ты, конечно, легко сможешь исполнить желание цесарей.

Эльга улыбнулась – тоже одними губами, скрывая досаду. Прикидываясь, будто ждет от будущего лишь мира и благоденствия, она едва не угодила в ловушку.

– Исполнить волю цесаря Константина – величайшее мое желание, ведь он мой отец духовный. Но едва ли мой сын решится отослать столь весомые силы из нашей державы, пока не улажены полностью наши дела на Волыни. Когда этот брак будет заключен, тогда, разумеется, мы сможем отпустить воинов. Но чтобы он был заключен, необходимо обеспечить будущей жене Етоновой спасение души…

Малуша стояла позади Эльгиного престола, рядом с молодыми боярынями Святожизной и Держаной – дочерьми Мистины, – и их родственницами Остроглядова рода. Речи княгини звенели у нее в ушах. Она не верила тому, что происходит, это все казалось сном. И в то же время – иначе не могло и быть. Ведь она рождена наследницей пяти княжеских родов – кому быть княгиней, госпожой целого края, как не ей!