– Я сделаю все, что смогу. Но решать здесь будет его отец.

Узнав, что у Святослава уже имеется жена-христианка, Константин, вероятно, простит русским архонтам дерзкое намерение посватать для Святослава его порфорородную дочь.

– А ведь это дитя могло бы помочь нам разрешить наши несогласия, – продолжал тем временем Роман. – Возможно, сын твой слишком суров, чтобы даже уговорами жены и матери удалось склонить его к Христовой вере. Но если ты уговоришь его отдать дитя на воспитание в Романию, чтобы его обучили вере лучшие учителя, наполнили знаниями и мудростью нашей древней державы…

– Арихметике, механике, геометрие… – словно заклинание, нараспев произнесла Эльга те нарочно затверженные заковыристые названия наук, кои превзошел мудрец Лев Философ. Тот, что сделал для украшения царского трона оживающих золотых львов.

– Да, и эти все науки тоже, – с удивлением подтвердил Роман: странно было слышать эти слова из уст варварской архонтиссы, которая сама, скорее всего, не умела даже читать. – И тогда, если дитя Сфендослава будет жить и обучаться в Романии как залог его стремления к миру и дружбе, василевс и патриарх с радостью пошлют в Росию епископа и все, что нужно для учреждения церкви.

– Я поговорю об этом с моим сыном, когда он возвратится в Киев. – Эльга кивнула. – Когда-то я знавала болгарского царевича Бояна, Симеонова сына, и он много рассказывал нам о своем отце. Вот кто был удивительным мужем по дарованиям, уму и силе духа! Он был очень многим обязан тем, что обучался в Романии, и можно пожелать всякому владыке земель такой судьбы.

Роман по-прежнему улыбался, но теперь улыбка его напоминала корчу того, кто по незнанию откусил от золотого греческого плода под названием «лемони». Кислого, как горсть осенней клюквы. Греки когда-то выучили царевича Симеона, Борисова сына, на горе себе: много лет он воевал с ними, захватил множество греческих городов, из-за чего требовал себе звания василевса Романии, и не шутя угрожал самому Царьграду. Его стараниями правители Болгарии, бывшие ханы, а потом князья, стали носить звания василевсов – сделались ровней греческим царям.

Княгиня с ее советниками не раз и не два принимала греческих послов, но успеха переговоры пока не принесли ни в чем. Еще Ингвар в своем старом договоре обещал присылать военную силу в помощь василевсу, если тот об этом попросит, но запрещал грекам самим приезжать на русские земли в поисках наемников. Теперь Роман от имени своих царей просил или дать три тысячи воев для войны с сарацинами – в этом у них нужда была непреходящая, – или отменить запрет. Об этом Эльга отказалась даже разговаривать: военными делами ведает сын, она, женщина, не может знать, выделит ли он три тысячи копий для войны на чужих далеких морях или они нужны ему самому.

– Могу лишь сказать: пока не улажены дела с нашим наследством на Волыни, в Плеснеске, едва ли мой сын станет посылать воинов в чужие страны. Если волыняне заупрямятся и не пожелают выполнять наш старый договор, то Святослав проведет там, может быть, и всю зиму. А на следующее лето всех воинов, каких мы сумеем набрать и нанять, придется вести туда.