Гордей начал было опять слово за словом клонить разговор к снаряжению обоза, но старик не поддерживал его. Он отмалчивался или твердил одно и то же: «Я уже подбитый, подтоптанный, пусть другим стелется далёкая и счастливая дорога…» Дело не клеилось.

— Да садитесь же! Чего торчите столбами?! — почти выкрикнул вдруг Мартын и уже тише добавил: — Пришли, будьте гостями, садитесь, угощайтесь. В этом году хорошие ягоды уродились, — он подсунул гостям миску с вишнями.

— Хорошая закуска, — сказал Головатый, попробовав ягод. — А мы, дурни, идя сюда, не захватили даже полжбанчика.

— Я непьющий, вы же знаете, — запротестовал Мартын.

— Ну, хотя бы пригубил или понюхал для чести, — отозвался Семён. — У горилки ведь бывает и вкус и дух приятный.

— Да, для чести! — поддержал решительно Гордей. — Только ради этого катай-ка, Семён, до корчмы и возьми полштофа. Вот деньги.

— Зря, друже, магарычишь, — недовольно сказал Мартын, когда Семён ушёл. — Зря тратишься.

— Деньги как полова: откуда б ни повеял ветер! — развеет, — ответил Гордей весело.

— Верно. Но тратить нужно разумно, — заметил Мартын, — не на всякую чепуху.

— Твоя правда, — сдался Гордей. — Но хоть крутись, вертись, а магарыч выпивать придётся… Хотел иметь с тобою, Цеповяз, разговор с глазу на глаз.

Мартын внимательно посмотрел на Гордея.

— Выезжать на Дон тебя просит, — начал доверительно Головатый, — кроме каменчан и низовое товарищество. Просьба от коша.

— От коша, — задумчиво повторил Цеповяз. — Знаю, ты, бывало, говорил «кош», а в мыслях, у тебя был Сирко, Иван Сирко…

— Да, бывало, — проговорил глухо Головатый, — бывало… Вечная память славному рыцарю, кошевому Ивану Сирку! — Он снял шапку и склонил голову.

— Вечная память!.. — торжественно повторил и Мартын, становясь рядом с Гордеем.

— Кошевой Сирко завещал нам, — заговорил снова Головатый, — продолжать святое рыцарское дело — стоять за родную землю, за парод, громить наших врагов — басурманов и панов! Нот так!..

— Вечная слава ему в веках! — добавил Цеповяз.

— Похоронен он недалеко от Чертомлыка, в Канулевке. А святое рыцарское дело — среди людей! Так что не годится нам с тобою, Мартын, — повысил голос Головатый, — не годится сидеть на огороде около буряков!.. — Он на какое-то время замолчал, о чём-то раздумывая, и уже тише продолжил: — Пусть будет тебе известно: кроме тех возов, о которых говорил Семён, десятка четыре, а может быть, и больше, в одном обозе под видом чумацких пойдут возы и из Запорожья. Будет конная охрана… Какой именно товар они повезут, я не скажу, так как сам не знаю. А с Дона, есть такая думка, забрать всякое необходимое казаку снаряжение. Наши братья донцы, как известно, имеют от Москвы хорошие гаковницы и всё другое, нужное в походе… А ещё, атаман, возьмём с собою того чёрного камня. Скажу тебе: этот камень, может быть, самое важное. На Запорожье очень им заинтересовались. Вот так!

Головатый замолчал и стал ждать, что ответит ему Мартын. Но тот — ни слова. Гордею хотелось знать, какое впечатление произвело на Цеповяза известие о снаряжении такого необычного чумацкого обоза. Он доверил старику почти всё, надеясь, что Цеповяз всё же станет командовать обозом. Не сказал он Мартыну лишь о том, что под видом чумаков с ними будет несколько человек, которые поедут на Дон на переговоры. А о чём именно — и ему неизвестно, можно только догадываться. На Сечи готовятся к походу, сзывают на Луг добровольцев, и доверенные-гонцы поедут держать совет. Ибо так уж издавна ведётся: когда затевается какая-то буря, а тем паче когда должны двинуться на извечного врага — крымских ордынцев, то запорожцы и донцы всегда договариваются о совместных действиях. Так было и недавно, когда брали у турок Азов.