Много купцов – не приказчиков, не наемных работников, – а именно купцов, их можно узнать по несколько небрежной манере одеваться и властным, несколько самодуристым манерам. Если стол на восемь персон, купец закажет его и будет сидеть один. Во время еды купец никогда не будет отвечать на звонок мобильного: перезвонят, ничего не сделается. Те же, кто пытается одеваться у лучших портных и всегда выглядеть «с иголочки», – подневольный люд, не хозяева. Купцам плевать, что о них подумают…

Увидел я и Кордаву. Постарел Нестор Пантелеймонович, осунулся, выглядит намного старше, чем когда в Персии работал. А времени-то прошло…

А ведь солидно прошло. Десять с лишком лет прошло, а за это время чего только не случилось. Чего только не произошло…

Принесли ботвинью – быстро принесли, блюдо здесь все равно что дежурное, почти все заказывают. Принесли и рыбу, и вино. Правила перемены блюд на столе здесь не соблюдаются, несут все разом, чтобы стол «выглядел». Сомелье[56] тут тоже не было, но вино принесли и вскрыли по всем правилам – с дегустацией и декантированием[57]. Нормы и правила высокой кухни проникают и сюда.

– Извольте-с…

– Благодарю, – я положил на серебряный поднос десятирублевую купюру, – и еще, братец….

– Да-с…

– Видишь, вон господин сидит, второй столик в углу, противоположном от нас. Черные глаза, волосы с проседью, роста среднего и костюмчик от Шендеровича. Только не смотри туда так, просто скажи…

– Да-с… Наблюдаю-с…

Я положил на поднос визитную карточку и еще одну десятку.

– Передай ему это, будь любезен.

– А если этот господин спросит…

– Покажи ему на меня. Только чтобы кто сидел за тем столом, не поняли. Деликатно, братец, деликатно…

С этими словами на поднос легла третья купюра…

– Сей секунд…

– Да не сей секунд, братец. Дай мне немного покушать. Только если они уходить вдруг начнут, тогда…

– Слушаюсь…

Ботвинья и в самом деле была вкусной. Сидишь тут, в зимней Москве, и не веришь, что несколько часов лета – и пятьдесят с лишком градусов по Цельсию открывают тебе свои удушающие объятья.

Я заметил, когда половой понес мою карточку. Отвлекся от трапезования и стал смотреть на Нестора Пантелеймоновича. А он со своими застольными разговаривает и не чувствует даже. Я, например, всегда чувствую, когда кто-то смотрит конкретно на меня. А Нестор Пантелеймонович Кордава, генерал безопасности в отставке… постарел, постарел…

Половой вручил карточку, деликатно показал на меня, Нестор Пантелеймонович посмотрел сначала на карточку… потом на меня, подслеповато прищурившись и…

Я даже испугался… грех на душу-то брать. Он буквально побелел… это видно было. Сначала не узнал… меня сложно узнать в таком виде, бородатого, с покрашенными волосами… чего греха таить, и постаревшего изрядно. Но все равно он побелел так, что на это обратил внимание один из его сотрапезников. Недоуменно обернулся всем телом… я уже смотрел на стол, наворачивая ложкой ботвинью.

Половой отошел. Улучив момент, я поднял глаза, поймал косящий взгляд Нестора Пантелеймоновича, показал знаком на ретираду. Минут через пять Кордава встал со своего места, извинился перед сотрапезниками, заторопился по залу, пробираясь к двери, скрытой драпировкой от лишних глаз. Выждав положенное время, ощутил потребность посетить отхожее место и я…