— Ты образованный человек и наверняка знаешь, что Александр Македонский предпочитал казнить перебежчиков, — ответил Константин.

— Твой ответ достоин человека твоего звания, — проговорил эмир.

По договору Константин получил бывших рабов, а теперь снова свободных граждан Византии.

Они приближались к родной столице, и каждый был счастлив. Освобожденные греки продолжали креститься на купола Софии и утирали слезы умиления. Воины радовались концу опасного похода — арабы, о которых рассказывали столько страшного, не изрубили их на куски и не бросили на съедение шакалам.

Константин и сам радостно смотрел на городские ворота — ему, руководителю посольства, было трудней всего.

Наконец и городские ворота они проехали.

И тут на пути им попалась большая компания гуляк. Молодые сытые парни, дети зажиточных ремесленников, пели развеселые песни, окружив человека в одежде священника.

Но странное дело — священник не бранил их, он сам распевал с ними, а желающих окроплял уксусом вместо святой воды.

Всадники из свиты Константина хотели было схватить эту компанию, отвести всех к эпарху, но Константин приказал не вмешиваться.

Они уже приближались к площади Константина Великого, когда им встретилась совершенно странная процессия.

Процессия эта запрудила всю улицу, издалека слышалось ее нестройное развеселое песнопение.

Впереди шел придворный шут в одежде самого патриарха. Он гримасничал, нелепо подпрыгивал, и края одежды волочились у него по земле.

Следом за ним брели одиннадцать человек из дворцовой гвардии. Они были одеты в одежды константинопольских епископов: в ризах, шитых золотом. Следом шла толпа из придворной челяди, переодетая в костюмы священников и дьяконов. Их окружали городские пьяницы, а в середине всей группы возвышался возничий Василий. Время от времени он нагибался к человеку в одежде императора, доставал из сумки, висящей у того на поясе, деньги и бросал их в толпу.

На этот раз не выдержал и сам Константин. Он подъехал к толпе ближе.

— Кто дозволил вам гнусный маскарад? — крикнул он ближайшему дворцовому слуге в одежде дьякона. — Прекратите постыдное издевательство над патриархом и императором!

— Кто дозволил, говоришь? — пьяно ухмыльнулся он. — А сам император Михаил и дозволил.

Константин вгляделся: в императорской одежде вышагивал действительно император Михаил. Он был пьян, едва держался на ногах и цеплялся за Василия.

С царем, особенно пьяным, спорить было опасно.

— Всем назад! Обойти площадь по боковым улицам, — скомандовал Константин. Он не хотел, чтобы его спутники видели эту компанию.

— А ведь в середине-то сам царь! — удивленно сказал все-таки один из всадников.

Освобожденные греки, которые умиленно плакали при виде константинопольских стен, были поражены больше всех.

«Что-то произошло страшное, — подумал Константин. — Так просто царь не вышел бы на улицу».

Они отъехали от площади совсем немного, и вдруг Константин услышал.

— Эй, Философ! Повороти-ка коня!

Константин обернулся.

Перед ним стоял возничий Василий.

Теперь он казался совершенно трезвым.

— Я хочу тебя предупредить, — сказал Василий тихо и оглянулся, потом опять быстро заговорил: — К логофету в дом не ходи. Понял?