– А после того как она окажется в круге?

– Мы потребуем от нее, чтобы она назвала нам день, выбранный для уничтожения имаго, а еще мы заставим ее дать нам доступ внутрь. Таким образом, шабаш окажется перед нами практически беззащитным, и нам только нужно будет продумать свою атаку.

– Нужно попробовать. – Рульфо снял пиджак. – И надеюсь, что вы сможете сделать это без меня, – прибавил он.

Еще несколько секунд они с девушкой молча смотрели друг другу в глаза, обмениваясь прощальными взглядами. Его почти пугала та решимость, которую увидел он в этих двух глубоких черных колодцах. «Она хочет, чтобы я это сделал. Хочет, чтобы я попытался сделать то, о чем я думаю».

– Нарисуйте на полу в столовой этот круг, – произнес он наконец.

– Минуточку, одну минуту… – Бальестерос, который до сих пор смущенно и в полном молчании слушал этот разговор, внезапно встал на ноги. – Если я правильно понял, ты собираешься «поджечь логово»… Погоди-ка одну минуточку!.. Сеньор Импульсивный, я догадываюсь, каково тебе, но вот что я скажу тебе: с помощью колдовства или без него, но ты не первый и не последний, кого обманывают – так или иначе, тем или другим способом. Прекрати жалеть себя, наконец, черт побери! Ты же слышал Ракель: тебе, может, и удастся заставить ее выйти, но сам-то ты окочуришься. Так что давай садись обратно на стул, и мы подумаем, как…

– Эухенио, – перебил его Рульфо. Он понял, что теперь не время ходить вокруг да около. Он знал, что Бальестерос хочет помешать ему сделать этот шаг, но спорить, собственно, не о чем. – У тебя ведь трое детей, так? Они уже взрослые, у них свои семьи, и, как я слышал, старший ждет рождения ребенка, твоего первого внука… Прошлой ночью дамы вызвали образ твоей жены, чтобы через нее угрожать вашим детям… И это не пустые угрозы. Саге я нужен живым, так же как и Ракели: она ей нужна, чтобы заговорила, я – потому что во мне прячется дама без имени. Она в конце концов нас прикончит, но, скорей всего, не сейчас. А вот ты и твоя семья для нее совершенно несущественны. Как только она уничтожит имаго, она сотрет вас с лица земли. И уверяю тебя, ты не станешь первым. Им станет твой старший сын. Или твоя дочь. А может, она подождет, пока родится твой внук… – Рульфо говорил ровно, без интонаций, словно перечислял самоочевидные и в то же время не имеющие никакого значения вещи. – Так что дай мне сделать то, что я должен сделать. Что бы ни случилось, я уже мертвец. Моя жизнь подошла к концу, а вот твои дети живы и счастливы. Думай о них.

Бальестерос по-прежнему не двигался, словно окаменел. Рульфо обошел его и направился в ванную.

– На кухне есть банка белой краски. Скажите мне, когда круг будет готов.

И закрыл дверь.

Много времени это не заняло. Они сдвинули в сторону стол и стулья, освободили середину комнаты и отнесли в спальню все поэтические сборники, которые достала с полок Ракель. («Они не должны быть рядом с ней», – сказала Ракель.) И девушка принялась рисовать на паркете требуемую фигуру, вооружившись старой заскорузлой кистью.

Бальестерос молча смотрел на нее, стараясь не думать о том, кто заперся в ванной и ждет. Он слышал монотонное журчание воды – для него этот звук превращался в барабанную дробь. Он знал, что ведет себя как трус, допуская эту дикость. Все его существо восставало при одной мысли, что он даст Рульфо выполнить свое намерение, но сам он ничего не мог поделать, чтобы помочь решить проблему.