Обработать его не так уж и сложно… А потом, после «побега» из плена, Гия расскажет, что похитителей он не знает, лиц их никогда не видел, но по некоторым обрывкам разговоров (соответствующие «обрывки» придумать легко) понял, что это люди из СБУ. И что по отдельным фразам он понял: они выполняют чей-то заказ. Какого-то очень-очень высокопоставленного лица… И вот представь себе: Гия выползает на свет Божий — голодный, истощенный, избитый, и рассказывает свою историю. А через неделю-другую Стужа представляет общественности кассеты Мельника! Соболев сказал:

— Да, если бы у них это получилось, то, пожалуй, дело окончилось бы импичментом.

Андрей пожал плечами, ответил:

— Если бы Леонид Данилович Бунчук был более осторожен в своих высказываниях…

— Его провоцировали, Андрей. Сознательно натравливали на Горделадзе.

— Я согласен: его провоцировали. Но если бы Леонид Данилович был более осторожен в своих высказываниях, то у его противников не было бы никаких серьезных козырей. У блатных это называется «фильтровать базар». А Бунчук базар совсем не фильтрует.

— Ладно, Андрей, оставим это… Скажи мне, пожалуйста, вот что: на основе собранной информации можно привлечь Матецкого к уголовной ответственности? За убийство Горделадзе?

— Нет, — твердо сказал Обнорский.

— Почему?

— В юридическом смысле очень слабенькие доказательства. Даже и не доказательства вовсе. У нас есть только показания Гвоздарского. Сделанные на диктофон. Без свидетелей. Кроме того, адвокаты могут поставить вопрос о вменяемости Гвоздя — он был после тяжелой травмы головы… Да и самой кассеты нет.

— Почему? — удивился Соболев. Андрей объяснил.

— Худо, Андрей Викторыч.

— Собственно говоря, есть еще кое-что, — сказал Обнорский.

— Что же?

— Горделадзе оставил надпись на стене инструментального склада. Там он обвиняет в убийстве и пытках Отца…

— Так это же… — произнес премьер, но Обнорский поднял руку:

— Это то же ничего не значит, Сергей Васильевич. Сначала необходимо заключение почерковедческой экспертизы… Я не специалист, не знаю, возможно ли провести идентификацию почерка, если текст нацарапан на кирпиче обломком напильника, да еще печатными буквами. Боюсь, что экспертиза невозможна. Я, конечно, сообщил о «предсмертной записке» полковнику Перемежко. Теперь слово за милицией…

— М-да… а Затула?

— А что Затула? Во-первых, она сильно замазана и будет молчать. Во-вторых, что, собственно, она может показать? Как Отец стрелял в Георгия, она не видела… Нет, Затула нам не помощник.

— Жаль. Чертовски жаль, что эта мразь по-прежнему будет оставаться на свободе и даже останется депутатом Рады… А что было дальше, Андрей?

— Остальные события, в общем-то, известны. Тело Георгия — запаянное в полиэтилен, безголовое — так и лежало в помещении склада. Голову куда-то увез Слепой. Тем временем вокруг исчезновения Георгия раздувалась шумиха… это все известно, говорить особенно не о чем. Мельник вышел на Стужу, всучил ему кассеты и благополучно покинул Украину. После этого люди Отца провели захоронение тела. Захоронение провели так, чтобы оно было быстро обнаружено…