– Разбужу и уеду, – пообещал он – А вам – приятного аппетита.

– Ага, – Мартин почесался. – Хуже нет без завтрака остаться, пусть хоть даже такого. Фон Рут, ты потом тоже хоть пару часов поспи. Нынче времена такие, что не знаешь, чем день кончится, потому мастер прав – голове отдых нужен, иначе надорвешься. Ты как с Гракхом поговоришь, на второй этаж иди. Там всего две комнаты, наша та, у которой стены не трясутся.

– В смысле? – не понял я.

– В одной мастер спит, в другой мы. У нас стены ходуном от храпа не ходят, – пояснил Эль Гракх.

Мартин кивнул, хлопнул его по плечу, пожелал удачи и ушел в дом.

Я же просидел с пантарийцем до рассвета, рассказывая ему о принце, его замашках и о том, кто есть кто в свите. Поди знай, что там случиться может, лучше уж попытаться все предусмотреть. Поведал и о том, почему он должен заменить меня – тайны из этого делать не имело ни малейшего смысла.

– В общем – на вид принц свой парень, но верить ему не стоит, – закончил я. – Я об этом и раньше догадывался, а теперь наверняка знаю.

– Совершенно не удивил, – Эль Гракх встал и потянулся. – Мне это и без тебя известно. Все, кто корону носит или собирается ее надеть, таковы. Это ты еще легко отделался, поверь. У меня дядю, двоюродного брата отца, четвертовали на главной площади столицы, и на это смотрели все знатные люди Южного Панта. Все, без исключения. А он тоже был Эль Гракх, и наша фамилия звучала с эшафота. «Казнокрад Эль Гракх», «Вор Эль Гракх», «Эль Гракх, обманувший пресветлого эмира». Как тебе? Имени нет, только фамилия и ощущение такое, что это не про одного человека говорят, а про весь наш род. Мой отец – потомственный нобиль, мой прапрапрадед рубился в битве при Эрии по левую руку от прапрапрадеда эмира. Какой позор! А знаешь в чем было дело?

– В чем? – тут же спросил я.

На моей памяти это были первые откровения, что я слышал от пантарийца. Он вроде иногда о чем-то разговаривал с Агнесс де Прюльи, лица при этом у обоих были очень серьезные, но о чем у них шла речь не знал никто. С остальными же о себе он не говорил ни полслова. Шутил, рассказывал о Панте – Южном и Северном, о их обычаях, преданиях, но о себе и семье – ничего. Даже про то, что он сын нобиля, то есть очень высокопоставленного чиновника при дворе эмира, мы узнали от Ворона.

– Он был казначей, – продолжил Эль Гракх. – Эмир брал деньги у купцов в долг, а мой дядя выдавал им расписки со своей подписью. «Ты казначей», – говорил ему эмир. – «Не мне же на них ставить свое имя?». И дядя верил ему, это же эмир, он совесть и правда нашей благословенной земли. А потом купцы пришли к эмиру и сказали, что все сроки прошли и им нужны деньги. Власть – она от неба, от богов, но деньги – это деньги.

– А эмир сказал, что он ничего не брал и впервые об этом слышит, – продолжил я его рассказ. – Если с кого и спрашивать, то с того, чье имя стоит на расписках.

– Именно так, – невесело усмехнулся пантариец. – Долгов было очень много, там такие суммы были, что дядя сразу понял, что ни его денег, ни даже денег всего нашего рода на их погашение не хватит. Мы все пойдем по миру, но долг так и не погасим. Он сказал купцам, что они ничего не получат, он смеялся над ними и хлопал себя ладонями по заду.