К полудню пленников привели в селение. Это было несколько десятков жалких хижин с камышовыми крышами. Женщины злобно набросились на пленников. И если бы карфагенян не втолкнули в какую-то хижину, эти чернокожие фурии, наверное, растерзали бы их.
Внутри хижины было темно. Только острые пучки света пробивались через щели, освещая плетёные стены и земляной пол. Вскоре скрипнул отодвигаемый засов. Дверь открылась, и чёрная рука поставила на пол выдолбленную тыкву с водой.
Ганнон мгновенно высунул голову наружу. Хижину огибал частокол. На кольях торчали человеческие головы, мужские и женские. Одни, видимо, были отрублены совсем недавно, у других же провалились глазницы и высохла кожа. Ганнон с отвращением отпрянул от двери.
Снаружи задвинули засов. В хижине стало темно. Ганнон прислонился к опорному столбу, поддерживавшему кровлю. Бокх, по своему обыкновению, присел на корточки. Мидаклит и Малх легли на листья, устилавшие пол…
Гуда
Наступило утро. Солнечные лучи пробились сквозь щель, освещая четырёх пленников, сидящих на земляном полу.
Снаружи послышался протяжный гул голосов, глухие удары. Они становились всё громче и громче. Ганнон прислушался. Видимо, чернокожие колотили в барабан.
Заскрипел отодвигаемый засов. На пороге появился чернокожий в шапке из леопардовой шкуры. Он был ужасен, как дух смерти. На шее у вождя висел большой кусок синей материи. На чёрной шее ткань производила странное впечатление. Она была привезена из страны, лежащей за морями. Нет, Ганнон готов был поклясться, что этот кусок из запасов «Сына бури».
Сделав страшную гримасу, вождь показал движением руки, что настало время выйти. Ганнон поднялся первым. За ним остальные. В мутном утреннем свете, казавшемся нестерпимо ярким, глазам пленников предстало странное зрелище.
Чернокожие раскачивались и изгибались в причудливой пляске, образуя круг. Круг этот медленно сужался. Земля гудела под чёрными ногами. Сверкали белки глаз. Хлопали в ладоши чёрные руки. Прыгали размалёванные маски. Несмотря на весь ужас перед этой устрашающей пляской, Мидаклит был немало удивлён и искусству плясунов и замечательному мастерству, с каким были сделаны маски. Некоторые из них изображали головы животных — быков, антилоп, крокодилов. Другие, таких было большинство, человеческие лица с разинутыми ртами и выпученными глазами, обведёнными белыми линиями. Что должна была обозначать эта пляска? Может быть, она имеет тот же смысл, что и театральные представления эллинов?
Двое чернокожих, торжественно ступая босыми ногами, вынесли деревянного истукана. Туловище было чёрным, а голова цвета жгучего перца с глазами и ртом, обведёнными белым. Теперь никто из карфагенян уже не сомневался в смысле всей этой церемонии: их хотят принести в жертву этому Молоху чернокожих.
Двое схватили Бокха за плечи и подтолкнули к истукану. Вперёд вышел чернокожий гигант. В руках он держал дубину.
— Прощай, Ганнон! Прощайте, друзья! — закричал маврузий.
И как бы в ответ на его слова, раздался протяжный львиный рёв. Среди чернокожих поднялось смятение. Видимо, царь зверей никогда ещё не приближался днём к их жилью. Прошло ещё несколько томительных мгновений. Львиный рёв послышался совсем близко.