На этот раз у нее не было моральной поддержки Нейла, только указывающая путь немецкая овчарка, которая могла служить какому-то злу. Доверяя интуиции и вере, которые пока не подводили ее, Молли должна была доверять и собаке.

Лиловый день вглядывался в окна, но ничего не освещал. Молли включила фонарик, стараясь не думать о том, как скоро разрядятся батарейки.

Вергилий подошел к лестнице, начал подниматься на второй этаж.

Следуя за ним, Молли услышала, как беспорядочный шум в стенах вдруг организовался в некий ритм. И вот это упорядоченное шебуршание заставило ее остановиться на лестничной площадке

В звуках, издаваемых лапками и крылышками, она уловила намерение, значение и что-то вроде отчаяния. Прислушавшись, она даже вздрогнула от удивления, потому что шум в стенах трансформировался в слова: «Время убивать… время убивать… время убивать…»

И хотя голосов в этом злобном хоре было много, ни один не поднимался выше шепота. Акумулятивный эффект этих голосов проявлялся в том, что звучали они у нее в голове, не как звуки, а как слуховая галлюцинация.

Эбби настаивала на том, что стены иногда говорили. Но девочка не уточняла, какие слова доносились из стен.

«…время убивать… время убивать…»

Молли не могла определить, то ли это угроза, то ли команда, побуждающая к действию… или что-то совершенно другое.

Сказала себе, что должна проигнорировать, этот злобный хор. Но любопытство заставило ее приблизиться к стене.

Луч фонаря осветил розы, в основном желтые, частично — розовые, без шипов, с мясистыми лепестками.

Она провела рукой по одной розе, не зная, что надеется ощутить под рукой. Может, какую-то выпуклость. Свидетельство того, что стена деформируется.

Стена была гладкой, сухой, прочной. Разве что ее ладонь почувствовала легкую вибрацию, ничего больше.

«…время убивать… время убивать…»

Среди голосов, произносящих слова на английском, она вроде бы различала говорящие на другом языке.

Она наклонила голову к стене, прижалась ухом к желтой розе.

Слабый, но неприятный запах шел от этого обойного розария, возможно, пахли сами обои, возможно, клей.

Когда она попыталась сосредоточить внимание на иностранных голосах, они вроде бы почувствовали ее интерес к ним. Она услышала ту же фразу на французском и испанском. Другие голоса, возможно, шептали на русском, японском, китайском, немецком, шведском и прочих языках, идентифицировать которые она не могла.

Потом ритм развалился. Место слов заняло месиво звуков, всяких и разных шумов, то есть вновь тысячи лапок скреблись по стенам, тысячи крылышек бились о них. Хаотический шум роя, вот что теперь она слышала.

Стараясь определить по шуму, какого вида насекомые могут находиться между стенами, она еще на какие-то мгновения не отрывала ухо от стены, и вдруг одинокий голос прошептал сквозь бессвязный шум: «Молли».

Вздрогнув, она отпрянула от стены.

Ступенька за ступенькой, луч фонаря поднимался все выше, туда, где ждала собака, но не нашел никого, кто мог бы произнести это слово.

Планетарный апокалипсис внезапно стал чем-то очень личным. Нечто внеземного происхождения, неизвестно зачем ползающее между стенами, произнесло ее имя, да еще так интимно, подняв в ней волну отвращения.