– Зинка, жена, совет дала, будто приступ с язвой у нее, везти в городскую больницу надо. Председатель меня отпустил.

– Умная баба, но перейдем к делу. – Ревко рассказал Губарову о том, что в Верховске будет размещено хранилище зарядов биологического оружия.

Губаров икнул с перепугу и промямлил:

– Это что же получается? У нас под носом будет уйма бомб, ракет, снарядов, способных уничтожить не только райцентр, область, но и страну?

– Это оружие предназначено для уничтожения стран НАТО.

– Но ведь какая-нибудь чума может просочиться из боеголовок.

– Не считай специалистов, занимавшихся созданием и производством этого оружия, глупее себе. Это академики, профессора. Склад в Верховске для Советского Союза не будет представлять никакой угрозы, если…

Губаров со страхом посмотрел на бывшего оберштурмфюрера СС, а сейчас сотрудника ЦРУ:

– Что «если»?

– Если кто-то не подорвет их.

– Да кто же пойдет на такое?

– Даже за огромные деньги и возможность переезда в США и Канаду, где будет обеспечена беззаботная, богатая жизнь?

– Ага, жизнь. Кто же выживет при подрыве этих зарядов? И потом, если власти решили разместить у нас в райцентре такой склад, то уж о безопасности они позаботятся как следует. Кстати, а где собираются ставить этот склад?

Ревко задал встречный вопрос:

– Ведя свой «Запорожец» в город, ты по какой улице райцентра выезжал на шоссе?

– Подождите-подождите. На территории бывшей овощной базы работала техника, я видел там солдат. Так хранилище будет вместо овощной базы?

– Догадливый.

– А мы-то думали, с чего это базу надо было переносить в другое место? А оно вон что. Так это чуть более километра от нашего села.

– Да. А насчет того, что никто не выживет при подрыве, то здесь не так все мрачно, как кажется. Но об этом потом. Сейчас ответь на вопрос. Как себя чувствует Монгол?

Губаров удивился и спросил:

– А его-то откуда знаете?

– Я знаю много из того, что ты давно вычеркнул из памяти или считаешь своим, сугубо личным делом. Ты же после войны какое-то время провел в лагере.

– Да, когда проверяли личность по вашим документам. Я же примкнул к войсковой части уже в Польше, якобы бежав из концлагеря. А таких обязательно трясли. Тогда в лагере сидели не только военные, но и уголовники, и политические из штатских. Там я и сошелся с Монголом, взял его под крыло, так сказать.

– Он связался с тобой, зная, кем ты являешься на самом деле? Кстати, откуда ему стало известно о твоем прошлом?

– Я сам как-то проговорился, ну он и раскрутил. Ему бы в следственных органах работать.

Ревко усмехнулся:

– Он и был следователем, только не в НКВД, но да это сейчас не важно. Тебе его биографию знать не обязательно, достаточно того, что ее знаем мы. Так как он поживает в своем селе Пригорье?

Губаров вздохнул:

– А чего ему будет? Живет за государственный счет. Он ведь официально инвалид, эпилептик. Брат его покойной жены был главным врачом одной из городских больниц. Он ему и сделал эти бумаги, научил, как и что делать при припадках.

– Почему был? Я про врача спрашиваю.

– Так он тоже помер. Монгол раньше раз в год проходил какое-то обследование, комиссию, сейчас, по-моему, нет. Но могу и ошибаться. Впрочем, инвалидность эта самая ничуть не мешает ему промышлять разбоем, кражами и грабежом.