— А где же сам рисунок? Продал?

— Подарил. На свадьбу. Уж очень он Люцику понравился. Сказал, что будет собирать польских художников.

— Кто такой Люцик?

— Да я же говорю — зять мой. Вот уже полгода, как они поженились. Люцик из Польши приехал, здесь в булочной работает. Шустрый парнишка...

Я глянул на часы — пора было ехать дальше. Протянул старику руку:

— На обратном пути из Вермонта загляну.

Антикварщик вышел провожать. Выглядел он расстроенным — впервые за многие годы нашего знакомства я ничего не купил у него.

— А этот Люцик далеко живет? — попробовал я последнюю попытку взглянуть на рисунок.

— Уехали они. В Чикаго, к его родителям погостить. Вернутся через неделю.

Я махнул старику рукой и сел в машину. Выезжая на шоссе, я увидел в зеркальце, что Дэвид все еще стоит на крыльце, почесывая бороду.

Штат Вермонт, г. Нортфильд.

Два летних месяца в Русской школе Новичского университета пролетели, как всегда, стремглав. Лекции, семинары, симпозиумы, внеклассная работа со студентами... В выходные дни я брал удочку и ранним утром уезжал к горному озеру ловить форель.

Как-то вечером в университетском баре я заметил уже слегка поддавшего Сташека Кашинского, преподавателя польского языка. Пробравшись к нему сквозь толпу студентов, глушивших всякие пепси и кока-колы, я спросил, не помнит ли он польского художника с инициалами “Ю.Пи.”? Почему-то этот “Стравинский” не выходил у меня из головы. Сташек оторопело уставился на меня, явно не понимая, о чем я спрашиваю. Пришлось еще раз повторить, после чего Сташек сморщил лоб, напрягая свой интеллект.

— Генрих Семиредский... Адам Червыл... Кто еще?.. Владислав Ротко...

Нет, все это было далеко от “Ю.Пи.”. Мы посмеялись над нашей дремучестью, я поблагодарил Сташека и твердо решил забыть эти “польские дела”, во всяком случае, на долгое время.

Из Вермонта в Нью-Йорк я несся по хайвею. К антиквару Дэвиду не заезжал, нужно было торопиться: через два дня я улетал в Испанию.

г. Нью-Йорк, Maнxеттен.

... дверь с шумом распахнулась — на этот раз упала с полки монография. Я заваривал свой любимый зеленый чай. Худущий и длинный, как макаронина, Леха Ланин бросил свою сумку на диван и тут же, следом, туда же опрокинул свое тощее тело.

— Докладываю, — начал он, профессионально сворачивая пробку с “Бекса”. — Вчера поздно вечером сподобилось вновь лицезреть этого “сундука” из польской галереи...

Я налил ароматный зеленый напиток в голубую китайскую пиалку.

— Тебе не предлагаю...

— И слава Богу... — Он пофыркал своим длинным носом. — Хотя пахнет вкусно...

— Пан Дымба приходил? — Я сделал первый глоток из пиалы и затянулся сигapeтой.

...Я вернулся из Испании лишь в сентябре. Стояли чудесные погоды — настоящее индийское лето. “Надо обязательно смотаться на Салмон-ривер, речку, куда в конце сентября заходит на нерест лосось”, — мечтал я, мчась на такси из “Дже-Эф-Кей” — аэропорта имени Джона Кеннеди — к себе домой на Манхеттен. Хотелось, как лучше, но... Нью-йоркское расписание мое оказалось предельно насыщенным, успевай только выкраивать время! Вот уже и октябрь... Дни катились как камни с крутой горы, образуя завалы, которые необходимо было срочно разгребать. Работа в университете, дежурство в Клубе, поиск необходимых материалов в библиотеке, встречи, консультации, беготня по выставкам и аукционам... В такой суете проскочил и ноябрь... Приближалось Рождество-Кристмас.