Но для этого мне требовалось спуститься вниз. А высота была немаленькая — метров тридцать. И вот здесь на помощь мне снова пришли лианы. Я подобрал какой-то плоский камень, которым удобно было рубить растения, оставил булаву на уступе и стал карабкаться наверх. Булава в этом деле только мешала. Если на меня нападёт высокоуровневая тушка — отбиться я всё равно не смогу. А силы требовалось экономить…
На краю плато я выбрал дерево повыше и поразлапистей — и стал забираться туда, где можно было отрубить самую длинную лиану. Чем выше я поднимался, тем больше всяких живых существ мне попадалось: ящерицы, насекомые, птицы… Вот только сил ловить их и жрать не было совершенно — вёрткие маленькие твари!.. Лиану я нашёл и отрубил, спустив свободный конец вниз. До земли она не доставала метра три, но там уж я обещал себе справиться.
Всё время спуска я с тревогой косился на так и не восстановившуюся до конца жизнь, на мигающие красноватым светом иконки голода и жажды, но главное — на стремительно уменьшающуюся энергию, гадая, что кончится раньше: она или спуск? Последние пару метров по лиане я спускался, наплевав на ссадины и порезы на ладонях. И только приземлившись и с облегчением вздохнув, понял, что всё-таки оставил булаву на уступе.
Но лезть назад, конечно же, я не стал — просто не залез бы в таком состоянии. Булава, копьё… Слишком много потерь на одного меня всего за одни неполные сутки… Я махнул рукой, повернулся в сторону моря и пошёл. То ли я был необычайно удачлив, то ли сказалось общее выкашивание всей живности в округе посёлка, но за всю ночь меня так никто и не тронул. Когда солнце мазнуло первыми багряными отсветами на востоке, я выбрался на песчаный пляж чуть восточнее Лосевки. Меня трясло от озноба — и очень хотелось есть и пить. Первым делом я полез в море.
Солёная вода нещадно защипала во всех местах ранений, но я стоически терпел и даже пытался по чуть-чуть смывать запёкшуюся корку крови. Было больно, было страшно (мало ли что приплывёт на такой прикорм…), было холодно — но я всё-таки справился. Когда я вышел из воды и накинул остатки одежды, на всех видимых порезах предупреждающие надписи отсутствовали. Озноб, правда, никуда не делся…
Я просидел минут пятнадцать, а потом заставил себя подняться и пошёл на запад. Если где я и мог получить еду, воду и заботу, то в Мысе — ну или в ближайших посёлках, зависимых от нас. В Лосевке меня заметили и сразу принесли воды и копчёную рыбину, которую я с удовольствием стрескал. Товарищ Т предлагал остаться и переждать жар, но я наотрез отказался. Как бы хреново мне ни было, но я и вправду волновался за ударников. И понимал, что пока не узнаю, что с ними всё в порядке, не смогу чувствовать себя нормально.
Еле переставляя ноги, я прошёл весь пляж между Лосевкой и Мысом, перешёл Золотую, краем глаза подметив какие-то завалы прямо в русле — и вошёл в Восточные ворота, где меня буквально подхватили Ира, Саша, Кирилл, Котов и ещё какие-то люди. В меня влили какой-то густой бульон, уложили на шкуры в «склепе» и следили, чтобы я не пытался встать. А я пытался, потому что был взволнован, но потом всё-таки уснул…