Однако он все-таки попросил меня показать, как работает кофеварка. Кажется, к тому моменту он уже знал, как включается тостер.
И вот наутро после моего дня рождения, после того как он лег очень поздно, Сергей, пока я спала, осторожно вылез из постели. Ему пришлось приготовить кофе дважды, потому что в первый раз у него не получилось — уж не знаю, что он сделал не так. Он налил стакан апельсинового сока и поджарил тосты. Потом сообразил, что нужны свежие цветы. Пришлось съездить за ними в ближайший магазин; он ужасно боялся, что меня разбудит работающий двигатель, поэтому руками вытолкал машину из гаража.
Когда Сергей вошел в нашу спальню, держа перед собой поднос, я была ужасно удивлена. Даже заставила его сфотографировать меня с этим завтраком.
Сергея серьезно беспокоила спина. Он сделал какое-то неверное движение сразу после Олимпийских игр, на тренировке, когда мы выполняли тодес, а потом еще раз, во время выступления с номером по мотивам скульптур Родена. Как раз перед моим днем рождения он в очередной раз повредил спину в спортивном зале. Мы думали, что сместился какой-то диск и что он прижимает нерв, поскольку боль доходила до самых ног. Более того, пальцы на левой ноге теряли чувствительность.
Это так его беспокоило, что мешало тренировкам. Однако в конце мая в Симсбери приехала Марина, намереваясь продолжить работу над новой программой. Она выбрала музыку из Второй симфонии Грига. Ее идея была такой: я устала в пути, но Сергей заставляет меня подняться и идти дальше. А когда меня окончательно покидают силы, я ложусь на лед, но Сергею удается вдохнуть в меня жизнь и помочь справиться со слабостью.
Марина всегда представляла музыку в виде цвета, какой-нибудь особой погоды или времени года. Музыку Грига она увидела как накатывающие на берег волны, сначала огромные, а потом постепенно стихающие. Высокие волны послужат для поддержек, а когда музыка будет звучать тише, я проеду вокруг Сергея и лягу на лед. Сергей положит руку мне на плечо и попросит встать.
Марина говорила Сергею:
— У тебя очень теплая рука, она должна дать ей жизнь.
Музыка начинала звучать как разбитое стекло, гораздо холоднее, чем музыка Рахманинова, которая сопровождала нас в программе по мотивам скульптур Родена.
Сергею пришлось проконсультироваться с разными врачами относительно болей в спине. В Москве один врач сказал, что у Сергея застужена спина потоком холодного воздуха из автомобильного кондиционера. Тогда мы перестали включать кондиционер. Однако спина болела все сильнее. Вскоре Сергею стало даже трудно надевать коньки, потому что ему не удавалось выпрямить пальцы ноги. Он не мог кататься. Делал шаг и переставал чувствовать ногу.
Мы отправились к доктору Абрамсу в Принстон — в свое время он сумел поставить Сергею правильный диагноз, когда у него было повреждено плечо. Анализы подтвердили, что один из позвоночных дисков не в порядке. Доктор Абрамс сказал, что это серьезная проблема, может даже потребоваться хирургическое вмешательство. Нам эта мысль, конечно, не понравилась.
Мы поговорили с Галиной Змиевской, которая знала одного мануальщика в Одессе; тот однажды вылечил от похожей травмы Виктора Петренко. Она договорилась с врачом о встрече, и мы немедленно вылетели в Москву. Я осталась с Дарьей и родителями на даче, а Сергей купил билет в Одессу. Билет-то ему продали, но во время посадки оказалось, что мест на всех не хватило. «Не могли бы вы постоять?» — предложили ему. Так он и простоял всю дорогу до Одессы в закутке для стюардессы. В это просто невозможно поверить.