– У мачехи фобия. Думаю, у нее был собственный печальный опыт.

– Она сказала мне, что у нее нет и не было детей.

– Обычно у таких, как она, их и не бывает.

Ричер свернул в ворота, покачнулся, стараясь сохранить равновесие, и двинулся по подъездной дорожке к дому, аккуратно ступая в свои старые следы. Коп, отдуваясь и тяжело дыша, отставал от них на двадцать шагов. Когда они добрались до двери, та тут же распахнулась, и их окутало тепло подогретых полотенец и одеял. Через некоторое время доктор сказала, что она в порядке, и поспешила наверх. Казалось, сам дом вздохнул с облегчением и расслабился. Полковник занял позицию в коридоре наверху и, как и полагается будущему деду, нервно расхаживал взад и вперед. Наверное, точно так же он волновался поколение назад, когда должен был стать отцом.

Будущая бабушка, держась за перила, поднялась на половину лестничного пролета и остановилась, не в силах идти дальше. Но подняла голову и смотрела вверх. Ждала.

Коп подошел к Ричеру, стоявшему в дальнем углу коридора нижнего этажа.

– А теперь расскажите про бриллиант, – потребовал он.

– Насколько я понял, речь идет о подвеске, – сказал Ричер. – Она принадлежала первой жене, а не второй. Поскольку эти люди очень богаты, подвеска достаточно большая и тяжелая, чтобы не заметить ее пропажу. Значит, она не потеряла бриллиант, когда они отправились на обед, – а обед состоялся, потому что они все еще в праздничной одежде. Повар уехал вчера, до того, как начался снегопад. Дочь оставалась дома, но видела их, когда они вернулись, подняла шум по поводу украшения матери, и мачеха, вне всякого сомнения, его сняла. Позже она обнаружила, что оно пропало, а из-за того, что дочь возмущалась очень громко, не помнила, как его сняла. Поэтому она решила, что потеряла подвеску во время обеда или его украл гардеробщик.

– И где сейчас бриллиант?

– Его забрала дочь. Он же принадлежал ее матери. Частично ею двигало желание сохранить его, но главным образом потому, что у нее начались роды, она оказалась совсем одна и хотела иметь при себе хоть что-то, принадлежавшее матери. Что-то вроде оберега. Зря они вас вызвали. Вы найдете его у дочери в руке или под подушкой.

– Ее ребенок появится на свет в Рождество…

– И еще треть миллиона других детей. Так что тут нет ничего особенного.

– Сходите на кухню. Повар наверняка приготовил все заранее, но они сегодня слишком нервничают и не будут есть. Может, вы все-таки получите свой праздничный ужин.

Ричер так и сделал – поел в полном одиночестве на кухне в подвале особняка, пока все остальные ждали наверху дальнейшего развития событий, – а потом ушел, так и не узнав, кто в тот день появился на свет.

Ей было около девятнадцати. Не больше. Возможно, меньше. Страховая компания посчитала бы, что у нее впереди еще лет шестьдесят. Я же решил, что гораздо более точным прогнозом будет тридцать шесть часов. Или тридцать шесть минут – если все с самого начала пойдет не так.

Блондинка с голубыми глазами, она, однако, не была американкой. Благодаря многим поколениям благополучной жизни американские девушки излучают некий свет и непринужденность, но эта девушка не могла ими похвастаться. Ее предки познали трудности и страх, и их наследие оставило следы на ее лице, теле, и в движениях, и в глазах, в которых застыла настороженность.