Прошло немало времени, прежде чем он пошевелился, но затем до него донесся отдаленный тонкий и ясный свист. Он никак не мог разобрать мелодию. Скорее, звучало странное попурри из множества песен с дикими вольными переходами и трелями. Как будто какая-то певчая птица упивалась собственным пением, насвистывая обрывки всех знакомых мелодий и создавая в результате величественные рапсодии, исполняемые во всю глотку. Заслышав свист, Бак резко поднял голову и наконец, все еще прислушиваясь, встал и вернулся в салун.

Там Дэниелс обнаружил все ту же служанку и спросил у нее, как зовут доктора, который лечит Джерри.

— Это не док, — ответила косоглазая леди. — Толстяк Мэтьюз — вот кто заботится об этом Стрэнне, чтоб ему пусто было! Толстяк сейчас в баре. Но что случилось? Похоже, вы что-то разнюхали?

— Да, — загадочно сообщил Дэниелс. — Я услышал кое-что, что прозвучит нежной музыкой для ушей дьявола.

Он повернулся и направился в бар. Там Бак обнаружил Толстяка, расправлявшегося со стаканом горлодера в три пальца высотой. Дэниелс подошел к бару, сам себе налил выпивку и встал там, играя стаканом. Хотя действие горлодера и обладало достаточной приятностью, он имел столько градусов, что сокрушал самое здоровое сердце и обжигал самую луженую глотку. Горлодер действовал на взрослых мужчин подобно касторке на ребенка. Великая тайна, почему его пьют мужчины. Эту тайну знает только душа горной пустыни. Покачивая свой стакан, Дэниелс рассматривал Мэтьюза.

Несомненно, Бак искал именно этого человека. Излишки жира, не украшавшие фигуру шерифа, как нельзя лучше раскрывали смысл прозвища, понятного даже для слабоумного идиота. Однако Толстяк тихо мурлыкал себе под нос, хотя обычно врачи не лечат пением тяжело раненных пациентов.

— Я выпью еще, — каркнул Мэтьюз, — мне это необходимо.

— Плохой денек выдался? — проникновенно поинтересовался О'Брайен.

— Плохой денек? Да, и каждый день то же самое. Какие силы нужны, О'Брайен, чтобы стоять возле этой комнаты и ждать, что Джерри помрет в любой момент! А глаза дьявола Стрэнна следят за каждым твоим шагом. Если Джерри умрет, Мак вцепится мне в глотку как бульдог.

— Ошибаешься, Толстяк, — возразил О'Брайен. — Он поступит иначе. Отправится убивать. Подождет, пока встретится с ним на площади, при народе, и заставит его начать драку. Таков Мак Стрэнн! Помнишь Фицпатрика? Он преследовал его почти два месяца, но Фиц знал, что случится, если он даже чихнет. Соображал, что если сделает неверное движение, то оно окажется последним в его жизни. Поэтому Фиц собрался и отдался на волю случая. Но наконец его нервы не выдержали. Однажды… Это случилось прямо здесь, в моем баре, Толстяк…

— Черт тебя побери!

— Да, это случилось до того, как ты сюда добрался. Но Фиц выпил пару порций горлодера и возомнил себя Биллом Киддом. Тут-то и появился Мак. Они сразу сцепились. Ну, Фиц был здоровенный мужик, я и сам не маленький, но мне приходилось задирать голову, когда я с ним разговаривал. Помесь шотландцев с ирландцами… у них в крови жажда драки. Мак взглянул на него, а Фиц что-то буркнул. А вскоре Фица уже никто бы не остановил — не слишком приятное зрелище. По его лицу стало ясно, что он понимал — с ним уже покончено. Знал заранее, но удержаться не мог, слишком уж ударила ему в голову выпивка. А излишняя гордость не позволила отступить. Очень скоро он принялся ругать Мака Стрэнна на чем свет стоит.