Тот выронил алебарду и рухнул навзничь, жандармы при поддержке пары примкнувшим к нам гвардейцев оттеснили остатки расчёта и ворвались в образовавшуюся брешь.

– Орёл и звезда! – грянул боевой клич лейб-гвардии; я поспешил следом и получил шпагой от невысокого полноватого сеньора с цветастым шейным платком. Короткий клинок скрежетнул о кирасу и соскользнул в сторону, а второй раз нападавший ударить не успел, упал с простреленной грудью.

Отбросив разряженный пистоль, я обнажил палаш и только тогда осознал, что именно этого человека Ганс Рикель представил мне в качестве нынешнего обер-фейерверкера Сизых псов.

Святые небеса! Вот так поворот!

Рубанув по шее отступавшего от двух жандармов артиллериста, я смахнул плеснувшую в лицо кровь, и тут в фургоне грохнул выстрел, ближайший ко мне боец упал с простреленной головой. Его напарник ткнул палашом прямо через тент, и кто-то жалобно вскрикнул, выдернутый обратно клинок оказался перепачкан красным.

Добить бы – да не судьба, от соседнего фургона уже набегали три головореза с белыми повязками на рукавах. Я парировал первый замах и отступил. Увы, сделал это недостаточно быстро, и жёсткий удар оставил на кирасе вмятину, чуть не сбив меня с ног.

Пока восстанавливал равновесие, последовала новая атака, её удалось погасить вовремя подставленным палашом, клинки сцепились, левая ладонь нашарила рукоять кинжала, но вытянуть его из ножен не успел. Позади нападавших возник гвардеец с мушкетом, он пальнул в моего противника и сразу ткнул штыком под лопатку второго из рубак. Последнего достал уже я; зашёл сбоку и приложил палашом по голове, развалив её надвое.

Успел заметить искажённое злым оскалом лицо Ганса, но удар не сдерживал. Прости, старина, не видать тебе домика у моря…

Шум схватки начал стихать, остатки бунтовщиков прижали к дальнему фургону и добивали без всякой жалости, но из всей нашей процессии уцелело, как мне показалось, не больше двух-трёх дюжин человек.

– Идут! – крикнул вдруг кто-то. Полог фургона откинулся, и к нам выглянул вестовой капитана Колингерта. – Идут!

Я подбежал к проходу между повозками и увидел, что к площади неторопливой трусцой продвигается строй вооружённых мушкетами мятежников – тех, что перебили наблюдателей Кабинета бдительности и отрезали колонне дорогу к цитадели Ангела.

– Сеньор капитан! В фургонах заряженные мушкеты! – доложил Густав, перевалив через борт заколотого в рукопашной схватке стрелка. – Много!

Рихард Колингерт завертел головой по сторонам и выругался, потом махнул рукой.

– Разбирайте оружие! – приказал он. – Без команды огонь не открывать!

Все засуетились; главенство капитана лиловых жандармов приняли даже уцелевшие в бойне гвардейцы. Да ничего иного им попросту и не оставалось – их собственные командиры полегли все до единого. Ровно как и архиепископ, император и кронпринц – перевёрнутые кареты были измочалены картечью и осколками ручных бомб, кругом валялись разорванные на куски тела людей и лошадей, по дождевым стокам струились ручьи крови. Разве что рослый гвардеец в порубленной кирасе и со слипшимися от пота волосами подступил к Колингерту и сказал: