В ответ я отвесил ей пощечину, и это заставило пленницу броситься на меня снова. Она была высокой, сильной девушкой с гривой спутанных волос и ярко-голубыми глазами. Датчанка попыталась выцарапать мне глаза через забрало моего нового шлема, и мне пришлось снова ударить ее, что очень развеселило команду. Некоторые подзадоривали пленницу продолжать драку, но она вместо этого внезапно ударилась в слезы и обессиленно прислонилась к мачте.

Сняв шлем, я спросил девушку, как ее зовут, но она только рыдала и повторяла, что мечтает умереть. Однако когда я сказал, что она может прыгнуть за борт, если хочет, пленница не двинулась с места.

Ее звали Фрейя, ей исполнилось пятнадцать, и ее отец был владельцем потопленного судна. Он был тем самым здоровяком, который бросился на меня с мечом. Его звали Ивар, и он владел поместьем в Дифлине — уж не знаю, где находились земли с таким названием. Поглядев на мой новый шлем, принадлежавший прежде ее отцу, Фрейя снова ударилась в слезы.

— Он умер, не обрезав ногтей, — возмущенно сказала она, как будто я был виноват, что вышла такая незадача.

Это в самом деле было большим несчастьем, потому что, по поверьям, теперь ужасные твари, населяющие подземный мир, смогут использовать ногти Ивара для постройки корабля, который принесет хаос, когда настанет конец света.

— Куда вы направлялись? — спросил я ее.

К Свейну, конечно же. Ивару не нравилось в Дифлине, в Ирландии, где было больше норвежцев, чем датчан, да к тому же еще обитали дикие и враждебные местные племена, и, соблазнившись перспективой получить землю в Уэссексе, он бросил ирландскую усадьбу, взял дочь, погрузил на борт кораблей весь свой скраб и все свои богатства и отплыл на восток.

— Кораблей? — переспросил я девушку. — А сколько их всего?

— Когда мы отплыли, их было три, — ответила Фрейя, — но ночью мы потеряли остальные из виду.

Я догадался: это были те два корабля, которые мы видели раньше. Однако, похоже, боги благоволили ко мне, потому что Фрейя заверила, что ее отец погрузил все самое ценное именно на тот корабль, который мы и захватили. Нам удивительно повезло, потому что там были целые бочонки монет и ящики серебра. А еще там обнаружились янтарь, в том числе черный, слоновая кость, оружие и доспехи.

Пока «Огненный дракон» тяжело шел вдоль берега, мы приблизительно подсчитали размеры добычи и едва смогли поверить в свою удачу.

В одном ящике хранились маленькие слитки золота, грубо отлитые в форме кирпичей, но самым ценным оказался тот самый сверток, который я принял за маленький щит. Развернув ткань, мы увидели серебряную тарелку с изображением распятия Христа; вокруг сцены казни по краю тарелки были нарисованы двенадцать святых. Я решил, что это апостолы и что тарелка была частью достояния какого-нибудь ирландского монастыря или церкви, прежде чем ее захватил Ивар.

Я показал тарелку своим людям.

— Это, — благоговейно сказал я, — не часть добычи. Это следует вернуть в церковь.

Леофрик выразительно на меня посмотрел, но не стал смеяться.

— И это вернется в церковь, — проговорил я, и некоторые из команды, самые набожные, пробормотали, что я поступаю правильно.