– В смысле? – не понял Влад.

– Так элементарно же. Человеческая цивилизация вышла из пещер, а что есть пещера, как не дыра в скале или просто ход под землю? Кстати, на территории… на которой мы находимся, люди довольно продолжительное время рыли землянки – не все, но существовало такое племя. И как же еще обозвать метро, если не лабиринтом, особенно учитывая то, что жить на поверхность переберутся наши потомки, возможно, весьма далекие? Москва к тому времени окончательно превратится в руины, мир изменится кардинально, а животные, каких теперь лишь в учебниках по биологии и отыщешь, уйдут в фольклор, станут обитателями, например, потустороннего Ирия.

Симонов, услышав такое, только охнул.

– А я уж губу раскатал, будто один такой умный, – повинился он.

– Умный вообще-то, – похвалил Кай. – Действительно. Не знаю уж, откуда что взялось, но ты, метророжденный, каждый раз меня удивляешь и даже возрождаешь во мне веру во все остальное человечество, которое, казалось бы, безвозвратно потеряно и медленно вырождается. Слепить логичную и здравую теорию из разрозненных кусков информации не каждому под силу, ты уж поверь. К слову, о цивилизациях. Самые смелые ученые Полиса предполагают, будто до нашей, техногенной, погибшей в Катаклизме, существовало как минимум пять, сгинувших бесследно. Предшественников затопило ко всем чертям, а нас – шарахнуло ядерным взрывом.

– Но тогда получается… – Влад опустил взгляд на руку сталкера. Под длинным рукавом не видна была татуировка: Кай пытался как можно тщательнее упаковать и себя, и спутника, чтобы не оставить ни одного кусочка открытой кожи.

– Угу, – кивнул тот. – Уроборос. Полный. И, видимо, можно лишь смириться с этим. Похоже, в человечестве заложен некий «предохранитель», срабатывающий, стоит ему достигнуть пика своего развития, после которого оно может начать вырождаться или, наоборот, способно шагнуть на некую новую ступень. Наша бывшая цивилизация явно пошла по первому пути, а нам теперь заново карабкаться наверх, в гору, преодолевая и превозмогая. Долго. Возможно, не одну тысячу лет… и, знаешь, обидно. Невыносимо обидно вновь оказаться у основания головы змея, когда уже почти добрался до его хвоста, – он зажмурился и покачал головой, словно стремясь выкинуть из головы ненужные сейчас мысли и эмоции. При этом руки сталкера продолжали действовать: проверяли оружие, снова проходились по одежде, удостоверяясь, что ничего не пропустили, по облачению Симонова – тоже, и у того не возникало желания отшатнуться, пусть обычно он и не жаловал чужие прикосновения.

– А как мы… то есть, человечество могло бы перешагнуть? – спросил парень. Ему уже казалось, Кай знает ответы на все вопросы, нужно лишь правильно сформулировать их.

Сталкер фыркнул.

Иногда он выглядел странным, не от мира сего, мечтателем, каким-то иным существом: разумнее, мудрее, ловчее. Симонов все сильнее удивлялся и не понимал, чем вообще мог привлечь внимание такого человека, не врожденными же способностями: если поискать, с полсотни таких же найдется точно. И не переставал думать о том, как же ему повезло. Жизненная позиция, философия и мистика, которыми ненавязчиво опутывал Кай, вызывали у него лишь симпатию, их хотелось брать на веру и не сомневаться. Существование и бесконечная борьба за выживание приобретали смысл, а не представляли собой цепь случайностей и полнейшую безнадегу в сумеречном мире без звезд над головой.