— Как твой Язык, Ависа? — спросила одна из ИллСиб. Они говорили с Испанской Танцовщицей, тот отвечал им. Кое-что я понимала, а когда трясла головой, Илл или Сиб переводили несколько предложений.

Плохо, что мы такие. Мы хотим быть другими, не такими. Мы как та девочка, которой сделали больно в темноте и которая съела то, что ей дали, потому что мы поглощаем то, что даёт нам ЭзКел. — Наступила долгая пауза. — Вместо этого мы хотим быть как та девочка, которой причинили боль в темноте и которая съела то, что ей дали, в том, что мы хотим быть… — Тут снова наступило молчание, и Испанская Танцовщица встряхнул крыльями.

— Он хотел воспользоваться твоим сравнением дважды, в противоположных значениях, — сказала Сиб. — Но не справился.

Теперь, продолжал Испанская Танцовщица, всё ещё хуже. Мы этого не ждали. Было плохо, когда слова бога-наркотика отравили нас, сделали беспомощными, заставили нас забыть самих себя, но теперь всё по-другому и ещё хуже. Теперь, когда бог-наркотик говорит, мы подчиняемся. — Да, он произносил это с интонациями, которые ничего для меня не значили, но, насколько бы чуждой ни оставалась для меня ментальная карта ариекаев, их самоощущение, думаю, что для них это было по-настоящему ужасно. Я видела, как толпа мгновенно повиновалась приказу ЭзКела, не имея возможности выбирать. Все мы хотим сами решать, что слушать, как жить, что говорить, как говорить, что иметь в виду, чему подчиняться. Мы хотим сами распоряжаться Языком.

Их оскорбляла как тяга к новому наркотику, так и недавно возникшая неспособность к неповиновению. И вряд ли только эту собравшуюся в подвале группу. Но в них обида лишь подстёгивала стремление, которое они испытывали всю жизнь: научиться лгать, заставить Язык выражать то, что хотелось им. Именно это старинное желание заставляло их испытывать большее отвращение к новым условиям, чем других сознательных ариекаев.

— Мы пообещали, что приведём тебя сюда, — сказал Брен. — Дали слово Хозяина. — Он улыбнулся этой детской клятве. — Они во что бы то ни стало хотели тебя видеть. А теперь пойдём-ка лучше назад, пока тебя не хватились, а потом ИллСиб продолжат. В других тайниках. Они не одни ищут другой путь.

Какой опасный маршрут, от одной повстанческой клетки к другой, через мёртвый, воскресающий город. Раньше я всегда настаивала на несопоставимости терранского и ариекайского мышления — меня так учили. А теперь я задумалась над тем, кто научил меня так думать. Служители и послы, владевшие монополией на понимание. Впервые поняв смысл действий ариекаев, я почувствовала, как у меня кружится голова. Прямо у меня на глазах зрел бунт, и я понимала это.

Я видела только лжецов, отчаянно пытавшихся изменить свою речь. От них Брен и ИллСиб, возможно, отправятся к тем, кто стремится полностью искоренить зависимость и жить без Языка; потом к тем, кто учится сопротивляться походя отданным приказам ЭзКел; а дальше к тем, кто, возможно, уже ищет химическое лекарство. Я ведь даже не участвовала по-настоящему в этом первом походе, в этом визите, я только присутствовала, и Брен доверял мне. Он привёл меня туда не по дружбе — я присутствовала там потому, что была сравнением, и нужда бунтовщиков во мне была чисто практической, так другим могло понадобиться программное обеспечение, или химикаты, или взрывчатка.