Выехали мы поздно, уже после полудня, как следует затарившись едой, питьем, одеялами, чтобы укрыть больных и чтобы накрыться в случае дождя. К уже купленным лошадям присоединились две крепкие толстоногие мохнатые лошадки, как нельзя лучше подходившие для роли тягловых лошадей. Лошадь, что предназначалась для Амалии, была привязана к фургону, как и лошади Эйлара и двух его несчастных спутников. На облучке сидела Амалия – Элена категорически отказалась править повозкой, сообщив с гордо задранным носом, что в ее роду никогда не было извозчиков и она умрет, но не возьмет вожжи в руки.
Я же притворился больным, едва держащимся на ногах после изнурительной тяжелой схватки, потому альтернативы не было никакой – правила лошадьми Амалия, сердито поглядывая на гарцующую рядом подругу, бодрящую огромного черного жеребца, косящего глазами, как демон, увидевший вкусную добычу.
Вся наша честная компания выглядела в высшей степени уныло, и настроения царили упадочнические. Нет, не потому, что в нашей телеге лежали два «овоща», лишенные сознания, и не потому, что мы ежесекундно ожидали нападения врага. (Ради того увешались амулетами сверху донизу! Благо, что вражеские амулеты еще не успели разрядиться и были почти полны.) Нет. Главной причиной плохого настроения было то, что мы потеряли МЕНЯ!
Это было бы смешно, если бы не было грустно. У меня сердце кровью обливалось, когда я видел серое от горя лицо Амалии, осознавшей наконец, что она потеряла едва ли не самое дорогое в ее жизни – верного, умного, гениального кота, защитника и опору, теплого мурлыку, поддерживавшего ее в самые тяжелые периоды жизни.
Подружки долго меня искали, звали, оттягивали отъезд насколько могли, хотя в их интересах было свалить оттуда как можно быстрее, и в конце концов пришли к выводу, что я или напугался и сбежал (Амалия!), или погиб во время магического удара, который они обе нанесли по спрятавшемуся в кустах снайперу (Элена). Хорошо хоть, что удар был нанесен обеими одновременно, иначе между ними точно бы пробежала… хмм… черная кошка – та, что первой нанесла удар, – та меня и убила.
Элена переживала не меньше. А может, даже больше, чем Амалия. Она настолько ко мне привязалась, что уже на полном серьезе считала меня своим котом! Что не раз проскальзывало в разговорах. Тем более что она-то знала, кто я такой, в отличие от Амалии!
Почему я сразу не признался? Почему не сказал Элене, что я – это я? Сам не знаю. С каким-то садистским удовольствием смотрел на страдания моих подруг, наслаждаясь собственными «похоронами», и когда в конце концов мне это все надоело, я устыдился, а было уже поздно. Скажи сейчас, что Эйлар – это я, их Даган, – и что?
И правда – что будет? Обида, да. Прежде чем рассказать правду, надо выдумать какой-то важный предлог – почему я не известил о своем, так сказать, наличии. Ну не говорить же, что мне было приятно смотреть, как они страдают и тоскуют по своему полосатому пушистику? Гадко как-то. Пахнет чем-то вроде дебильной скрытой камеры, заставляющей страдать ничего не подозревающих людей. Садизм, однако. Нет, потом – как придумаю причину, так им и сообщу.