Я б, наверное, смотрела бы на него, пока не ослепла, но Джо меня опять толкнул, так что я о стенку сарая ударилась. Ну тут я вроде проснулась и дальше пошла. Передо мной большой синий круг повис, как бывает, когда вам в лицо лампой-вспышкой пыхнут, и я подумала: «Если ты себе сетчатку обожгла, Долорес, и до конца жизни только этот круг видеть будешь, так тебе и надо! Всего только печать, с какой Каин ходил».

Мы прошли мимо белого валуна — Джо мне чуть на пятки не наступает и за шиворот держит, и, чувствую, комбинация у меня набок съезжает, там, где бретелька оборвалась. А из-за темноты, да и синее это пятно передо мной маячит, все кругом словно другим стало и вроде бы местами поменялось… Дальний конец сарая будто черная полоска — ну прямо кто-то взял ножницы да вырезал из неба домик, только черная дырка и осталась.

Он толкнул меня в ежевику, и когда первый шип оцарапал мне икру, я только тут сообразила, что позабыла надеть джинсы. И сразу испугалась, не забыла ли я еще чего, ну да все равно — менять что-нибудь уже поздно было. В темноте я разглядела, как платочек на ветру колышется, и едва успела сообразить, с какой стороны крышка находится. А потом вырвалась от него и со всей мочи побежала через ежевику.

— Не уйдешь, стерва! — вопит он, и слышу, как кусты у него под ногами трещат. Он чуть снова меня за шиворот не ухватил, даже пальцами шею задел, но я вывернулась и поднажала. Бежать трудно было, потому что комбинация все ниже съезжала и цеплялась за колючки. Под конец они из нее длинную полоску выдрали и все ноги мне искорябали. От колен до лодыжек я вся в крови была, но заметила это, только когда вернулась в дом, а до того еще много времени прошло.

— Вернись! — орет, и тут его ладонь меня по локтю задела. Руку я отдернула, но он ухватил комбинацию — она уже вилась за мной на манер свадебного шлейфа. Не разорвись она, он бы меня к себе притянул, будто рыбу на удочке, да только она была старенькая и после трехсот стирок на ладан дышала. Я почувствовала, как кусок, в который он вцепился, оторвался напрочь, а он, слышу, выругался вроде бы не своим голосом и запыхавшись. Еще я слышала, как ветки ломались, трещали, хлестали по воздуху, а видеть уже почти ничего не видела. Чуть мы в ежевику углубились, темно стало, как у сурка в жопе, и от платочка моего толку никакого не было. Увидела я прямо край крышки — белесое что-то в темноте — и прыгнула, сколько сил хватило. И перескочила-таки. К нему я, конечно, спиной была и не видела, как он на крышку наступил. Вдруг треснуло, и он завопил…

Нет, не так.

Не завопил он, и ты, Энди, конечно, не хуже меня это знаешь. Он взвизгнул, как кролик, который лапой в капкан угодил. Обернулась — и вижу большую дыру в крышке, из нее голова Джо торчит, и он насмерть вцепился в обломанный край. Руки у него кровоточили, и изо рта кровь струйкой по подбородку стекала. Глаза у него были, как блюдечки.

— Господи, Долорес, — говорит он. — Это же старый колодец! Помоги мне выбраться, пока я совсем не провалился.

А я стою, и через секунду-другую глаза у него изменились. По ним видно было, что он понял, как на самом деле все было. В жизни я такого страха не испытывала, пока стояла так у края колодца, смотрела на него, а в небе черное солнце висит к западу от нас. Я забыла джинсы надеть, а он не провалился вниз, как должен был. И кажется мне, что все не так пошло.