В тумане, в пяти шагах перед ней, открылись два черных немигающих глаза: двустволка. И еще один глаз: охотничий карабин. Эгле огляделась; все, что осталось от селенья Тышка, все, что могло носить оружие, явилось сюда, чтобы покончить с ведьмой.

Мартин чуял ход времени как острую боль. Потому что еще мгновение – и убийцы доберутся до нее, и слово «поздно» из угрозы превратится в приговор.

Время плыло и растрачивалось, распадалось на волокна, будто истлевшая ткань. Выбраться из снежного завала. Найти путь в узких улочках среди поваленных заборов. Запах Эгле и ее близкое присутствие вели Мартина, как собаку по следу, но летать он все равно не умел и бегал с надорванной связкой – не как спринтер. Клавдий держался рядом, он был относительно цел, но далеко не молод, и дыхание у него начало сбиваться.

Лара Заяц, которую толком ничему не учили, соображала отлично и чувствовала очень точно. Она услышала, что сказала ей Ивга, и поняла быстрее, чем смог понять сам Мартин; Лара ответила на вопрос «Кто ты», и ответила парадоксально.

Сохранная личность, как и в случае Эгле. Не воплощенный хаос, не извращенная нечеловеческая логика – наоборот, совершенно человеческая. Логика затравленного подростка; у нее не было воли, чтобы противостоять им, глядя в глаза. Но у нее была хитрость, чтобы сбежать – и нанести удар издалека. Она почти убила их обоих вместе с поселком Тышка.

Был момент, когда все висело на волоске. Что заставило Лару передумать?

Спрашивать было некого, тень Лары Заяц над селением Тышка рассеялась. Осталась ниточка, ведущая к Эгле. Тонкая, готовая оборваться: она жива. Но это ненадолго.

Эгле чувствовала, как волосы потрескивают электрическими разрядами, как поднимаются дыбом. Сейчас они дадут залп. Семечками посыплются гильзы. Стая злых, голодных, слепых металлических ос атакуют ведьму – но пули возвратятся к стрелкам. Эгле не властна над «ведьминым самострелом».

Она, возможно, почувствует боль и радость, разозлится и станет сильнее, и убежит в горы… Убежала бы, если бы стрелков было два или три. Но их две дюжины – а значит, согласно инквизиторской статистике, из нескольких десятков пуль хоть одна да попадет в цель.

Констебль Лис завозился на земле, забормотал, пытаясь что-то сказать. Эгле не видела вокруг человеческих глаз, только черные зенки охотничьих ружей…

…И кровь. Периферийным зрением она различала кровь на их руках и лицах и под лохмотьями разорванной одежды. У кого-то болталось отрубленное ухо на полоске кожи. Кто-то лишился пальца. Почти все были покрыты глубокими порезами, колотыми ранами и держались на ногах только потому, что были в шоке.

Ни о чем не думая, ничего не решая, а просто следуя внезапному побуждению, Эгле втянула ноздрями воздух. Задержала в легких, желая как следует согреть. Выдохнула ртом, чуть приоткрыв губы. Ее дыхание обвилось вокруг оружейных стволов, коснулось лиц, перекошенных от боли и напряжения. Закрыло одну разинутую рану, потом другую, потом третью.

В первые секунды они не поняли, что происходит. Дернулись пальцы на спусковых крючках, но в этот момент констебль Лис наконец-то смог подняться на четвереньки: