— Живой, родной мой. Живой!

— Я же обещал вернуться.

— Я так за тебя боялась…

— А за Ваньку? — хитро прищурился брат.

— За вас обоих. Компотика будешь?

И только попивая из большого стакана вкуснющий вишневый компот, Алексей смог наконец расслабиться.

Только Софье он мог рассказать о том, как это страшно.

Когда ты принимаешь решение идти вперед — и знаешь, что там тебя ждут.

Когда посылаешь вперед разведчиков, и они возвращаются. С кровью на руках.

Когда разрабатываешь интригу — и делаешь это, чтобы уничтожить наибольшее количество народа…

Когда говоришь людям, что тебе нужны добровольцы, которые не вернутся — и шаг вперед делают несколько тысяч человек. А ты уже отбираешь из них тех, кто не один сын в семье, кто не имеет маленьких детей, кто…

Ты обрекаешь их на смерть, а возвращаются только двое. Из ста двадцати. И ты помнишь каждое лицо, каждый взгляд глаза в глаза…

Помнишь почерневшее лицо Фрола Разина. Он не упрекает. Он — понимает. И вот это еще страшнее.

Когда ты строишь планы, куда пойти и куда ударить, и отчетливо осознаешь, что ты не сможешь пойти в первых рядах. Ты будешь в резерве, чтобы показывать, кому и куда идти. А вот эти люди — они пойдут. И полягут, если ты рассчитаешь все неправильно.

Им — умирать. А тебе — помнить.

И это больно. И страшно.

Он говорил и говорил, стремясь выплеснуть хотя бы каплю, хотя бы мизерную долю своих переживаний, а Софья слушала. Она не утешала, она просто слушала и молчала. И держала брата за руку.

А на рассвете они заснули, как были — за столом. И Софьины служанки, приоткрыв двери, заглянули внутрь — и встали мертвой стеной перед всеми. Они не собирались никого пускать внутрь. Слишком это… личное.

Ругаться ни у кого язык не повернулся. Алексей Михайлович слишком хорошо помнил, как после своего первого похода плакал на груди у воспитателя. А коли брат пошел к сестре… так что в этом худого? На царевну Евдокию, которая попыталась было что-то вякнуть про неприличие, отец венценосный так цыкнул, что та с перепугу забилась в терем и не показывалась до вечерни. Но к тому времени уже и ребята проснулись и вышли.

А там и Ванечка приехал, едва вырвавшись от заботливой матери. Да не просто так — с подарками. Еще в дороге ребята выбрали то, что надо было отдать Софье. Кучу книг, бумаг, документов… и при виде ее сияющих глаз поняли, что не прогадали. Ради проверки Ваня подсунул и какую-то побрякушку, но та была небрежно отставлена в сторону и Софья опять занялась бумагами. А потом посмотрела на брата.

— Алеша… я сволочь, наверное…

— Соня?

— Но у меня есть подозрение, что весной нам будет выгодно попробовать оторвать у османов весь Крым. А не один Азов.

— Что?!

— Ну да! Вот смотри! Османам сейчас глубоко не до нас, они сейчас прикидывают, что делать с султаном. Да и Леопольд, хоть и сволочь, а не дурак. Он теперь им спасу не даст. Кстати, ему можно отписать, а в идеале — и Собесского к нему на помощь послать. Ты б отписал Михайле?

— Да он и сам не дурак, и мы это обговаривали!

— Вот! А мы можем заняться Крымом. Целиком. Ну ладно, хотя бы той стороной, где Перекоп.