Оседлые и свободные. Только в подземном царстве показывают нам мрачную заднюю сцену всей той блаженной жизни приключений, которая увлекала Одиссея и ему подобных, – ту заднюю сцену, которую потом уже не забывают – мать Одиссея умерла от грусти и тоски по сыну! Одного влечет с места на место, а у другой, оседлой и нежной, сокрушается о нем сердце, и так всегда! Печаль сокрушает сердце тем, которым приходится пережить опыт, что существо, самое любимое ими, покидает их мысли, их веру. Сюда относится трагедия, производимая свободными умами!

Заблуждение нравственного порядка вещей. Решительно нет никакой вечной необходимости, которая бы требовала, чтобы за всякую вину давались вознаграждение и отплата, – это было страшное и малополезное заблуждение. Равным образом существует заблуждение, что все есть вина, что чувствуется как таковая. Люди так перепутали не вещи, но мнения о вещах, которых вовсе нет!

Тотчас за опытом. И великие умы имеют опытность шириною в свои пять пальцев, и за этим тотчас прекращается и их мышление, и начинается их бесконечное пустое пространство и их глупость.

Союз достоинства и незнания. Где мы понимаем, там мы становимся любезны, счастливы, изобретательны, и всюду, где мы только достаточно учились и приучили себя видеть и слышать, наша душа обнаруживает больше уступчивости и прелести. Но мы понимаем так мало, и так бедно образованны, и так редко случается, чтобы мы обнимали вещь и делали ее приятной для себя. Мы, наоборот, идем неповоротливо и нечувствительно через город, природу, историю и гордимся таким спокойствием и холодностью, как будто бы это было следствием нашего превосходства. Да, наше незнание и ничтожность жажды знания отлично умеют рядиться в маску достоинства и характера.

Дешево жить. Самая дешевая и безмятежная форма жизни есть жизнь мыслителя, ибо он нуждается больше всего в тех вещах, которые другими мало ценятся или оставлены без внимания. Он радуется легко и не знает дорогих подходов к удовольствиям; его работа не тяжела и в то же время приятна; его дни и ночи не отягощены угрызениями совести. Он ходит, ест, пьет, спит столько, сколько ему необходимо для того, чтобы его ум был покоен, силен и ясен; он наслаждается своей жизнью и не имеет поводов бояться ее; он не нуждается в обществе, разве только для того, чтобы полюбить потом еще больше свое одиночество. Живых и даже друзей ему заменяют мертвецы, разумеется лучшие, какие только жили. Посмотрите, эти прихоти и привычки не противоположны ли тому, что делает людям жизнь дорогой, а следовательно, трудной и часто невыносимой. В другом отношении жизнь мыслителя, впрочем, очень дорога, для него одиночество – дороже всего; нуждаться же в самом хорошем было бы быть здесь невыносимым лишением.

В поле. «Мы должны брать вещи с более смешной стороны, чем они заслуживают этого, раз мы долгое время принимали их с более серьезной стороны, чем они заслуживают этого». Так говорят храбрые солдаты познания.

Поэт и птица. Птица феникс показала поэту пылающий и обуглившийся свиток. «Не пугайся, – сказала она, – это – твоя работа! В ней нет духа времени, и еще меньше духа тех, которые идут против времени, следовательно, она должна быть сожжена. Но это хороший признак. Есть другие утренние зори».