Скай начала рисовать – однако на бумаге проступили вовсе не черты лица, смотревшего на нее с фотографии. Она воссоздавала по памяти того, чье лицо постоянно стояло у нее перед глазами: красивые симметричные линии, усталые глаза и какая‑то уязвимость, затаенная слабость. Отойдя на шаг, Скай оглядела работу – на нее с листа бумаги смотрел Лазаро. Однако напугало ее вовсе не это, а то, что по рисунку явно можно было проследить, какие чувства пробуждает он в ее душе. Как может она до сих пор что‑то к нему испытывать? И это после двух последних недель! Однако, поразмыслив, Скай заключила, что, даже если бы они с Лазаро больше никогда не встретились, для нее он остался бы неким недостижимым идеалом мужчины. Быстро положив рисунок в свою папку, Скай поставила на мольберт чистый лист бумаги. Ей стало нехорошо при мысли о том, что Лазаро может увидеть свой портрет, ему не составит труда прочесть по нему, что Скай все еще к нему нерав нодушна.

В этот момент ее ухо уловило какой‑то шорох – и дрожь пробежала по телу. Обернувшись, Скай увидела Лазаро, выглядевшего, как всегда, безупречно в костюме‑тройке. На миг ей даже показалось, что воображение сыграло с ней дурную шутку, и в студии, кроме нее, никого, но мгновенное волнение, окатившее ее с головы до ног, было явным признаком того, что происходящее реально. Вместе с тем ее захватил целый вихрь чувств: здесь был и гнев, и облегчение, и желание. Ей хотелось сорвать с него пиджак и рубашку, чтобы обнажить сущность и вернуть того мужчину, что некогда соблазнил ее в Дублине и перевернул всю ее жизнь.

Лазаро, сделав шаг вперед, произнес:

– Что это ты, черт возьми, делаешь?

Скай вздохнула – внезапно ей опять стало неловко при мысли о своих джинсах и майке, о небрежно поднятых наверх волосах и кисти, что удерживала пучок. Весело же будет, если в довершение ко всему на ее лице остались полосы от грифеля! Собрав все свое самообладание, Скай как бы невзначай произнесла:

– Я рисую. Альмудена сказала, что можно использовать эту комнату в качестве студии.

– Прости, – произнес Лазаро, однако в его голосе не было ни капли сожаления. – Я неправильно выразился. Зачем ты отправилась на площадь и рисовала там портреты прохожих на заказ, как бродячий художник?

– Чтобы немного подзаработать, – растерянно произнесла Скай, стараясь унять панику. – Там неплохое местечко.

Она отметила, что в глазах Лазаро появился жесткий блеск, а в линии подбородка явно угадывалось напряжение, но заставляла себя держаться с достоинством и не показывать испуга.

– А зачем, черт возьми, тебе это нужно? – спросил он.

– Я хочу заработать себе на билет в Дублин.

Взгляд Лазаро скользнул в сторону, зацепившись за что‑то позади Скай. Подойдя к мольберту, он взял в руки фотографию и, повернувшись, произнес с плохо скрываемой яростью:

– Что… кто это?

– Дочь этого человека хочет, чтобы я нарисовала его портрет. Она хочет подарить его отцу на день рождения. Ему будет восемьдесят лет.

Лазаро поставил фотографию обратно и, вытащив телефон, протянул его Скай – она увидела изображение самой себя, улыбающейся кому‑то из прохожих и берущей деньги из его рук. Заголовок статьи гласил: «Мы ее нашли! Мать ребенка Лазаро Санчеса, одного из богатейших людей в мире, вынуждена выживать на улице».