— Он на боль в груди жаловался, потом температура поднялась, весь мокрый лежал. И хрипел сильно от кашля. Потом, когда он упал и кровью плеваться начал, нас выйти заставили. А потом, кажется, его застрелили, — страшным шепотом поделился подробностями расправы кто-то из темноты Максиму. Это произнес тот человек, чье лицо было Максиму почему-то знакомо. Крутилась в голове смутная еще, неясная мысль-догадка, но Максим гнал ее, причем со злостью. Не до нее сейчас, есть задача поважнее, остальное потом, когда они все будут далеко отсюда. В ближайшей инфекционной больнице, естественно.

— Дальше что? — Но вопрос оказался лишним, люди снова говорили почти хором. И за фоном из эмоционально произнесенных слов и ругательств Максим ясно слышал чей-то кашель, но человека не видел. Тот, кажется, лежал на нарах и сначала тоже пытался кричать вместе со всеми, но как-то быстро сдался. Максим почти физически чувствовал, как уходит драгоценное время, знал, видел, что уходить надо немедленно, с максимально возможной для них скоростью. Уезжать, улетать — как угодно, лишь убраться бы подальше отсюда, и побыстрее. Хочется верить, что у того человека на нарах, скорее всего, бронхит или воспаление легких. Хоть бы так оно и было, как ни дико это прозвучит. У сибирской язвы, помимо кожной формы, есть еще и септическая, или по-другому — легочная. Она хоть и встречается редко, но тот, первая жертва, умер именно от нее. Септическая форма сжирает человека мгновенно, в первые дни заболевания, начинается с озноба и подъема температуры, а заканчивается отеком мозга и перитонитом. Убираться отсюда надо немедленно, чтобы не только успеть довезти человека до ближайшей больницы, но и объяснить врачам, от чего именно того нужно лечить. Но остался еще один вопрос, и ответ на него должен быть получен немедленно.

— Слушайте! — снова проорал в темноту перед собой Максим. — Слушайте меня! Да не ори ты! — Он толкнул в грудь истерящего, стоящего неподалеку тощего, как Кощей Бессмертный, мужика, и тот отлетел во мрак, грохнулся, уронил что-то тяжелое и заорал от боли. Но тут же затих, замолчали и остальные.

— Слушайте, — повторил Максим уже вполголоса, — и вспоминайте, все вспоминайте, сейчас и быстро: что происходило перед тем, как заболела первая корова? Чем ее кормили, кто к ней подходил — чужие, свои? Зачем? Что на территорию привозили? Когда? — но все вопросы оставались без ответа. Тогда надо попробовать по-другому.

— Ладно, давайте так: что каждый из вас делал за неделю до того случая? Копал, мешки таскал, машину разгружал — вспоминайте все, что могло показаться вам необычным. Или еще каким-нибудь, неважно. Только быстро! — над головой словно включили секундомер, и с его стрелок словно падали тяжеленные гири. «Быстрее, давайте быстрее», — твердил про себя Максим, но молчал, чтобы не помешать, не спугнуть не вовремя сказанным словом или репликой чью-то здравую мысль. Но снова без толку — все топтались вокруг, как кони в стойле, мычали что-то невразумительное — и на этом все.

— Так, я все понял. Ты, — Максим ткнул пальцем наугад в первый попавшийся маячивший в темноте силуэт человека, — ты что делал месяц назад? Где работал, чем занимался? Подробно только, и не ври мне!